- Тима! Тима, иди кушать!
Тимур открыл глаза.
Медленно закатывающееся солнце освещало дачный участок семьи Кузнецовых. Вечерние сверчки уже потихоньку начинали свой стрёкот, занимая место птиц в звуковом окружении летнего вечера. К запаху свежести вечерней росы примешался только-только приготовившийся шашлык - это молодой, ещё не поседевший отец вертел новенькие шампуры из нержавейки на ржавом советском мангале, равномерно пропитывая говядину дымом от углей. Большинство уже лежало на блюде рядом, и мама, такая молодая и красивая в зелёном летнем платье, спускалась за ним с крыльца веранды, зовя его есть.
Он приподнялся и оглядел себя. Шорты, сандалии, всё как обычно. Чуть продавленная жёлтая раскладушка, на которой он загорал и, видимо, уснул.
- Сейчас, сейчас... - он отозвался и, потянувшись, поднялся, накидывая майку.
На веранде уже был накрыт стол. Огромная миска овощного салата со сметаной, приготовленного сидящей тут же бабушкой, кастрюля свежесваренной картошки, хлеб, ну и, конечно же, шашлык, который папа только что поставил на стол. Пожелав всем приятного аппетита, Тимур уже поднёс вилку ко рту, как его прервал крик со стороны калитки:
- Тиииииимааааа! - это был Сеня. Даже их дачи оказались в одном посёлке.
- Мам, там меня Семён зовёт... - Тиму всегда казалось, что полные имена произведут на родителей бОльшее впечатление. - Я пойду, хорошо?
Бабушка хотела было возразить, но мама её мягко остановила:
- Конечно, иди. Еда никуда не убежит, - добавила она со смешком.
В оконном стекле напротив Тимур отразился совсем не так, как выглядел. Чёрная куртка, чёрно-оранжевая битловка, очки, из-под которых двумя ручьями стекает кровь, лопнувшая в нескольких местах шея, дыры тянутся аж до середины груди. В комнате осталась только мама.
- Мам, я...в общем, пошёл наверно? - Голос звучит неуверенно.
- Иди, - мама улыбается. - Я тоже никуда не убегу. Если, когда вернёшься, ужин остынет - я его разогрею. А сейчас - иди. И не возвращайся раньше времени.
- Спасибо, мам. Обещаю, - Тим обнял мать и вышел с веранды.
Взрослый Семён стоит у калитки на обледенелой земле в атмосфере глубокого зимнего вечера. За его спиной маячат ещё смутно узнаваемые фигуры.
- Отпросился?
- Отпросился.
Калитка со скрипом открылась.
- ...ля, холодно.
Тим открыл глаза.
Он даже не сразу понял, где он именно. Жизнь держалась в нём непонятно каким образом, кровь перемешивалась с водой, времени было в обрез, и спидстер, превратившись в один маленький, очень сильно сжатый комок энергии, возвращал себя к ней. С трудом. Огромным, как сумма переполняющих его эмоций.