«Как, не видать?! Ее укрыла ночь?
Не верю! День уж занялся и сгинул,
Закат лучи последние низринул
На горы и холмы, и сумрак хлынул
Мне в очи, что узрели беспорочь:
«Конец творенья — миру не помочь!»
Как, не слыхать?! Но воздух полнит звук,
Он нарастает, как набат над битвой,
Он полнит звоном, громом все вокруг,
И имена товарищей забытых,
Что шли со мной, мне называет вдруг.
О, храбрецы! Потеряны, убиты!» (с)
Только услышав голос Кони – впервые с момента встречи - Кит вспомнил визитеров в мотель. Похоже, за него принялись сразу же по возвращению – а значит, предательство в последний момент отменялось. Осы залетели в сети паука… только знает ли паук, что у ос есть жала?
Не будь он так изранен вечерней битвой – шансы бы были неплохие. Но сейчас, когда скорость движений заметно упала – один выстрел вполне может присоединить его к кампании Тима.
- Бросайте, - повторил Кони.
Мальчишки стоял перед Мэттом. Так близко, так заманчиво рядом. Один выстрел – пока они ещё в кругу и он осознает, что делает. Потому что видение открылось лишь ему и если умереть, не успев никому сообщить – это конец.
Ангелы потрепали его у сгоревшего клуба – и это уменьшает шансы перестрелять ублюдков. А дети… одна жертва, которая спасет мир.
Так мало – и одновременно много…
Лицо Кабана, превратившееся в кровавый бифштекс, застыло перед глазами. Юстас знал, что единственный, кто физически способен вести серьезный бой – у детей нет оружия, а Кит и Мэтт ранены. Магия не остановит пули – как не остановила их уверенность Тима в тех, кто прикрывал ему спину.
Беда в том, что не могли его парни просто так предать – если им не предложили настолько много, что любые выгоды службы у Педлера показались крохами.
И он знал лишь одно существо, имевшее возможность умело подкупать души и сердца.
- Бросьте – и никого не замочим, - Джек говорил спокойно, будто и не совершил сейчас убийство. – Особенно ты, босс. Кое-кто просил, чтобы его дождались.
//Если кто-то хочет вступать в бой – кидайте инициативу.//