- Куда ехать, малютка? - криво ухмыляясь, спросил Равотшеол, покончив с развозом товарищей Ониэль.
- Вообще, мне сначала на Дворцовую площадь надо, если Вы не возражаете, призрака нужно отпустить, в машине, естественно, - тихо пробормотала Ониэль, вжавшись в заднее сидение и как будто пытаясь быть как можно более незаметной. - А, вообще, я живу на Ивана Федорова, дом семь. Господин Равотшеол, не сочтите за, э-э-э, дерзость, но у вас не найдется, чем хоть прикрыться? А то очень уж не хочется, чтобы соседи видели, ну, сами понимаете, неудобные вопросы и все такое... Да и отец с потрохами съест.
- Вон, видишь, там китель лежит у двери? Одевай, - предложил Мережко. - Поехали. Минут пятнадцать и они уже были на площади.
"Спасибо, - прозвучал голос призрака в голове Ониэль. - Будь добра, открой дверь".
- Можно несильно? - тихо шепнула демон скорби и смирения, потянувшись к замку и щелкнув им, но пока придерживая дверь. - Я очень надеюсь, что еще встречусь с Вами снова. Если что - зовите, я не буду требовать ничего взамен, я просто хочу помочь. Помните имя? - спросила девчонка, пытаясь натянуть отдолженный китель пониже, на колени.
- О-ни-эль, - ответила Ирина Георгиевна, стараясь рассмотреть в уме каждый слог. - Открой, пожалуйста, дверь так, чтобы я могла выйти. Не хочу повреждать свое... тело. Все-таки, на улице неспокойно.
Виолетта знала, что это не слишком удачная идея, и приоткрыла дверь так, чтобы она сама смогла бы протиснуться в образовавшуюся щель, стараясь по прежнему остаться как можно более незаметной и, главное, спрятать голые ноги. Плач Всех Ушедших вытянула вперед левую руку - ту, что была сломана - и повернула ее ладонью вверх, будто держала на руке невидимую бабочку, легкую, невесомую, живую и такую нежную: сжал кулак - она погибла. Ее собственное Небесное Имя пробежалось по спине холодной волной, будто по спинномозговому каналу пустили струю жидкого азота.
- Удачи Вам, Ирина Георгиевна. До встречи.
- Пока. Удачи, Виолетта. И... пошире, пожалуйста...
Халаку глубоко вздохнула и рывком толкнула дверь, открыв ее наполовину, молясь про себя Господу и всем его ангелам, чтобы ее никто не заметил. Уж теперь-то и взрослый человек сможет выйти.
- Только, ради Бога, скорее, я не хочу, чтобы меня заметили вот в таком виде, проблемы будут. Уж простите, Ирина Георгиевна.
- Спасибо тебе, дорогая, надеюсь, увидимся, - ответила призрак и выскочила из машины.
Убийца тут же захлопнула дверь и с глубоким вздохом совершила жест, напоминающий удар по лбу.
- О, Боже... Спасибо Вам большое, господин Равотшеол. Сейчас я отцу позвоню, чтобы он вытащил мне чего-нибудь одеть... Боже, я не хочу этого делать, действительно, не хочу. Броситься с голым седалищем на березу не страшно, а позвонить - страшно, - улыбнулась Намтар, увидев в этом иронию.
- Кого-то сегодня ждет порция звездюлей, - удовлетворенно усмехнулся халаку. - Но ты же герой! Скажешь ему, что на заработках была.
- Ага, "герой"... Конец Полета за еще одно такое геройство меня сам из дробовика пристрелит, - хихикнула Падшая. - А кто Вам сказал? Вас же не было там. И, потом, Вас так веселит мысль о том, что меня захотят выпороть ремнем? - озорно улыбнулась ангел смерти, прижимая ладошку к губам.
- Если ты не заметила, кое-кто об этом в машине трындел... И потом, мало ли, о чем мне известно, - улыбнулся Мережко и подмигнул ей, оборачиваясь с водительского кресла. - Ничего, отмахаемся от твоего старика, если что.
- Ох, простите, я, похоже, этот момент прохлопала ушами. Господин Равотшеол, могу я Вам задать один вопрос? Я помню, как мы приехали на свалку первый раз и что там произошло, - щеки аггела Второго Мира окутались нежным румянцем. - И, чем больше времени проходит, тем больше я думаю об этом. Вы весьма могущественный Элохим, и, мне кажется, вполне могли бы уложить это дьявольское дерево и сами. Мне кажется, мы Вам и не нужны были. Так что же это? Двор захотел нас испытать?
Ониэль не видела, как Равот, будто бы чеширский кот, улыбнулся себе в усы.
- Спасибо, девочка. Я, конечно, рыцарь и вообще мужик хоть куда, но ты не совсем права... Во-первых, Двор в любом случае должен был вас испытать, а тут подвернулась такая возможность. Во-вторых, я думал, просто посмотрю, как вы раскидаете мусор и все будет шито-крыто. Самому в говне ковыряться не хочется... Но когда я увидел истинное положение вещей, я понял кое-что. Вы отвлекли на себя внимание птиц и показали масштаб проблемы. Остальное было дело техники. Роща после чаек казалась намного опаснее и я оказался прав. Не было никакой гарантии, что меня не раскроит эта береза раньше, чем я ее. Поэтому, должен сказать вам спасибо, ребята... Только не говори никому. - Равотшеол снова заговорщицки подмигнул Ониэль.
- Не скажу, господин Равотшеол, обещаю, - широко улыбнулась Себетту, опуская голову и прикрывая губы ладонью, из-за чего ее взгляд снизу вверх стал хитрым-хитрым, и, при этом, все еще наивным. - Вы очень даже неплохой Падший, немного грубоватый, конечно, но зато честный. В наши дни это просто обалдеть, какое качество, правда же? Ладно, прекращаю языком чесать и звоню папе, - проворковала демон скорби и смирения, ковыряясь в телефоне. - А кнопку вызова Вы не могли бы нажать? - привычно приложив ладонь к лицу, попросила Виолетта, протянув девайс Падшему Рыцарю.
- Да пжалуста! - фыркнул Равот, нажимая кнопку по просьбе девочки.
- Спасибо, - пробормотала Плач Всех Ушедших, приложила телефон к уху и зажмурилась, уже зная, что трубка сейчас просто взорвется. Ангел смерти даже зажала второе ухо рукой.
Гудок. Гудок. Гудок. Еще... Еще... Никто не берет трубку.
Девчонка удивленно посмотрела на телефон и набрала еще раз, хмурясь. Внутри у нее нарастало волнение.
- Странно... Что-то не берет. Уж не случилось ли чего?
Равотшеол крутанул баранку.
- Может, он спит уже? Или зарядка на телефоне кончилась?
- Как бы он сам меня искать не пошел... Или еще чего не придумал, например, полицию не вызвал. Он и не такое выкинуть может, вон, недавно на пятый канал затащить пытался... Ну, Вы поняли, чем все закончилось, - слабо улыбнулась Халаку. - Похоже, придется на своих двоих топать... Вроде, на балконах нет никого, согласны? Вы подождете десять минут, пока я китель Вам отдам, или уже завтра занесу? И спасибо Вам за него большое.
- Да хоть совсем забирай - у меня этого говна!..
- Да не, так нельзя, я Вам завтра отдам, - покачала головой Намтар, забирая свой рюкзачок. - Пойду я тогда, удачи Вам, господин Равотшеол. До завтра, - с этими словами Убийца выскочила из машины и что было прыти понеслась в подъезд, быстро скрывшись за серой металлической дверью, на которой уже основательно облупилась краска.
По счастью не наткнувшись ни на кого из соседей, Виолетта подошла к двери, из-за которой, даже из-за закрытой, доносился такой знакомый душераздирающий запах: сладковато-кислый дух желудочного сока, разведенного в спирте. Запах, знакомый с детства, тот самый, что проникал до самых кишок горькой обидой и ощущением одиночества...
- Вот черт, - тихо помянула Виолетта сама себя, стиснув зубы. Запах ударил ее прямо в самое сердце, и оно начало стучать, стучать, как проклятое. Хотя, почему "как"? В коленях аггела Второго Мира появилась дрожь, в голове помутилось. Какого черта? Он же исцелен, он же не мог скатиться снова! Непослушной рукой Убийца вставила ключ в замок, повернула его и толкнула дверь от себя, войдя в свою квартирку.
Отец лежал на диване - обутый, со спущенными штанами. Рядом стояла пустая бутылка...
- Вот черт, - повторила Виолетта. Горя от ненависти и едва сдерживаясь от того, чтобы не начать разрушать собственное жилище, девчонка прошла в гостиную, схватила бутылку, открыла форточку и изо всей силы, на которую была способна, запустила хмельной яд на улицу. У нее темнело в глазах от гнева, но еще сильнее был страх. Даже несколько страхов: смертный, самый сильный, ужас от того, что весь этот кошмар начнется снова; ангельский - страх оказаться бессильной перед человеческой болезнью; демонический - страх потерять людскую Веру. На ватных ногах Намтар сходила в спальню, принесла плед, накрыла своего отца, а потом с силой толкнула его в плечо, стала трясти.
- Папа? Па-а-па-а-а! Просыпайся!
- М-м-м-м-м... - раздалось в ответ.
Она стала в ответ трясти еще сильнее, с каждым движением все больше погружаясь в пучину самого зловещего отчаяния, на которое было только способно сердце демона скорби и смирения. На глазах Ониэль выступили горячие слезы и покатились по холодным, измазанным в грязи щекам.
- Боже, ну за что, за что? Папа! Папа! Да проснись же ты, умоляю! - сдавленно, глотая звуки, пролепетала Элохим. Он не проснется. Он будет спать, как было всегда и полгода, и год, и пять лет назад. Что будет утром? Сможет ли она вынести ответ на вопрос, который будет задан тогда?
- Эм-м-м... Что... а-а-а... - отец приоткрыл глаза, слепыми глазами глядя на Виолетту. - До-о-о-о-о-оча... Со-о-о-олнышко.
Глупая улыбка коснулась его высохших губ.
Она стояла над ним, бледная, измученная, в чужой одежде, и слезы продолжали катиться из покрасневших глаз. Сердце как будто ударили мечом, рассекли надвое, и его ошметки провалились прямо в Бесконечное Ничто. Лучше бы там им и остаться. Лучше бы оно совсем потеряло способность чувствовать, лучше бы у Намтара отняли разум, отняли всякую способность понимать, что происходит. Аггелу Второго Мира показалось, что сейчас на нее обрушились, в сжатом и концентрированном виде, все шесть тысяч лет бездны. Она открывала и закрывала рот, что-то беззвучно спрашивала, но слова упорно не хотели проходить сквозь горло. Она онемела, лишь взглядом способная сказать, что не верит в происходящее; что отец, ее любимый, лучший на свете отец предал свою дочь.
- Ты пришла-а-а-а, - прошептал он, с трудом ворочая опухший язык. - Я так рад.
В любой момент он был готов впасть в забытье, поддавшись давлению алкоголя.
- Зачем ты это сделал? - наконец, справилась с собой Виолетта. Ветер в ее горле тронул струны голосовых связок, исторгнув тихий шепот, который едва слышала сама Убийца; вдобавок, он постоянно прерывался короткими, резкими вздохами и хлюпаньем - это горячая соленая жидкость попадала в нос.
Виолетта услышала невнятное бормотание.
Поняв, что ничего больше не добьется, Себетту опустилась на пол, глядя в темноту, следя за тем, как полная Луна - ослепший Божий глаз - отражается в стеклянных дверях секции, растянувшейся у всей противоположной стены. Она не думала ни о чем; голова была пуста. Она просто смотрела на то, какое ночное солнце огромное, белое, гипнотизирующее, вдыхала кислый тошнотворный запах, ощущала ногами побитый молью выцветший ковер и тихо молилась уж если не о том, чтобы этот кошмар закончился, так о том, чтобы каким-нибудь образом забыть обо всем, что здесь увидела. Двигаясь по буфету, небесное светило указало Падшей на расположенные в одной из ниш рядком книги: одна из них была старательно завернута в полотенце и на ней лежал большой анатомический пинцет. Плач Всех Ушедших отказалась следовать воле Селены; она продолжала просто сидеть, тупо пялясь в никуда, но уже не плача. Бог услышал ее молитвы: теперь ангел смерти не чувствовала ничего, даже тупая боль в груди стала всего лишь фоном, мелочью, недостойной внимания.
Кузнецова Виолетта не заметила, как уснула, свернувшись калачиком на пыльном сером ковре.
Проснулась она едва позже рассвета от того, что ощутила, как кто-то гладит ее по голове. Она лежала в кровати, а рядом сидел небритый отец, копаясь руками в ее шевелюре.
- Папа? - хрипло спросила Ониэль, ощущая, как разбегаются мурашки по ее голове, как они скачут табунами и танцуют танец живота. В этот момент аггел Второго Мира ощутила огромную силу и, одновременно, невероятную слабость. Она вдруг ощутила, что значит быть человеком, поняла это по-настоящему, узнала любовь, забыла обиду; ей хотелось, чтобы этот момент продолжался вечно. Ей хотелось быть смертной всегда, родиться, прожить скромную людскую жизнь и тихо умереть.
- Прости меня, малыш, - сказал отец. - Зачем ты сбежала? Я думал умру просто. На звонки не отвечаешь... А теперь я еще и телефон найти не могу. Не злись на меня, ладно? Я это... от страха.
- Я... У меня вчера был очень тяжелый день, пап, - Ониэль перевернулась на спину, чувствуя себя почти так же, как обычно. Она снова Плач Всех Ушедших, ангел смерти из числа Себетту. Она не Виолетта, и за это Халаку вновь начала грызть нескончаемое чувство вины, впившееся в тело, как подагра. - И ты меня прости, только, я тебя умоляю, больше не делай так, я, когда вернулась, думала, что сойду с ума. Прости, я... Я все тебе расскажу, - демон скорби и смирения села на кровати и вцепилась себе в волосы. - Я тебе все расскажу. Можно мне сесть тебе на коленки?
- Конечно, лапочка, - улыбнулся Юрий, хлопая ладонями по ногам.
Себетту бодро забралась отцу на колени и обняла его за шею, прижавшись губами к небритой щеке. Девчонка покачивалась туда-сюда, и вместе с ней раскачивался мужчина, как маятник. Падшая сейчас и сама не могла разобраться в своих чувствах, но одно было несомненно: она любила отца, и как смертная, и как Небожитель, и как родителя, и как родитель.
- Дело в том, что... как же тебе объяснить... Меня и еще пятерых экстрессенсов все эти дни посылали на одно задание. Мы обнаружили рощу, в которой поселился злой и очень агрессивный дух. Этот дух забрался в дерево, а его гнев был настолько велик, что заразил все окружающее пространство. В общем, пока мы спиливали эту березу, нам успела наподдать и она, и кусты, и вообще все живое в радиусе метров двадцать, вот поэтому я теперь и в таком виде, - улыбнулась Намтар. - Однако, мы справились, и сегодня должны заплатить за работу - правда, если честно, я не уверена, что на этом все закончится. Не волнуйся за меня, папа, я всегда вернусь домой, я тебе обещаю. Со мной никогда ничего не случится, верь мне. Все будет хорошо, - Халаку крепко-крепко сжала в объятиях плечи Юрия и положила подбородок на его ключицу. - Хочешь, мы купим на эти деньги аквариум? Даже больше, чем раньше был, литров на триста. Ты ведь хотел аквариум? Мы туда поставим все самое лучшее, лампы немецкие, внешний фильтр, корягу из мангрового дерева, и дискусов запустим. Ты ведь всегда хотел дискусов? "Голубую кровь", и "змеиную кожу", и "призраков"... Каких хочешь. Хочешь, а?
- Конечно, дочур... Как скажешь, любовь моя. Только не пугай меня больше так...