Условное продолжение «Отражения», также написанное для игры, но в прок. Почему-то я дописал когда-то все, кроме последнего абзаца.
Цвет (Wind Talents)
Спотыкаясь, наталкиваясь на размытые тени прохожих, Нейтан Роуз брел по темному городу. Редкие уличные фонари размазывали тусклые пятна белесого света по мостовым, и улица тянулась извилистым серым коридором в бесконечность. Машины, грохоча и завывая, неслись мимо черным потоком. Нейтан не знал, как долго был на ногах, но помнил время, когда диск блеклого солнца еще маячил в сером небе, схваченном белыми нитями турбулентных следов и черными змеиными кольцами заводского дыма. В очередной раз споткнувшись, Нейтан с трудом сохранил равновесие в слепую ухватившись за прутья ограду.
Пытаясь понять, куда же привели его ноги, Роуз медленно закрыл глаза и с огромным трудом вновь разлепил отяжелевшие веки. Черные, словно нефть, бесконечные волны океана накатывали на бетонные берега города. Руки - его руки в серых перчатках, - крепко вцепились в чугунную решетку ограждения, отделявшую набережную от узкой улицы, забитой плотно прибившимися друг к другу низкими бетонными коробками складов, доков, гаражей, мелких контор. Чернота моря же, казалось, простиралась безраздельно от самых стоп Нейтана до горизонта, где полотно низкого ночного неба, проколотое редкими булавками белесых звезд, почти сливалось с меняющимся, вечным мраком холодных вод, в которых затерялись робкие искры фонарей танкеров и сухогрузов.
Хриплый, мокрый кашель, набухавший в легких Нейтана уже какое-то время, хлынул вверх и дробленым стеклом застрял где-то в горле. Согнувшись почти пополам, Роуз бессильно пытался откашляться, только теперь понимая, насколько же он продрог. Каждая мышца налилась тупой, холодной болью, вибрировавшей в полной какофонии с телом. Его била крупная дрожь, зубы стучали, ноги подгибались, и раздавшийся со стороны складов крик едва достиг сознания, утопая в монотонности волн и болезненной слабости.
Наконец, Нейтан обернулся. Кричали не первый раз. Покачнувшись, он оторвался от парапета и, подволакивая ноги, пошел на звук. В темноте узкого переулка что-то шевелилось. Сдавленные звуки борьбы, резкие, тонкие, злые смешки, еще одни отчаянный крик. Нейтан обнаружил себя в круге света уличного фонаря и с гримасой боли прикрыл глаза ладонью. Он знал, что должен был что-то сказать, что-то сделать...
- Эй... - собственный голос показался ему чужим, слабым, бессильным, бесцветным. Роуз вздрогнул и закричал: - ЭЙ! А ну отойдите от него, вы..!
Мрак переулка застыл на мгновение и, вновь придя в движение, исторг наружу еще один ехидный смешок. А вслед за ним - три черных ломаных силуэта, вышедших из тьмы, но держащихся вне круга света.
- А кто это у нас тут такой будет, а? А что это за клоун, а? - все тот же тонкий смешком сопровождал слова. Две тени скользнули в стороны, обходя пятно света с двух сторон.
- Я... - Роуз запнулся. Слова, правильные слова вертелись на кончике языка. Он взглянул на свою руку, почти привычно шарующую за отворотом пиджака. Пиджак был серым. И перчатка была серой. И сбившийся на бок, ослабший узел галстука. А за пазухой не было ничего.
В лицо ему швырнули последний смешок. Больше никто ничего говорить не стал. Вожак, что стоял впереди, ухватил Нейтана за отвороты пиджака, врываясь в круг света. На мгновение перед ним мелькнули оскаленные в ухмылке зубы и безразличные, скучающие глаза. Роуз повалился назад, утаскивая за собой нападающего. Упер тому колено в живот, перебрасывая через себя. Он успел подняться на колени прежде, чем в висок ударил кованный носок ботинка.
От тупой, раскатистой, тошнотворной волны боли Нейтан почти потерял сознание. Он прокатился по грязному асфальту, уже не пытаясь подняться на ноги, и лягнул третьего что, оказался в кругу света, в коленную чашечку. Кто-то снова ударил его сзади, но Нейтан успел закрыть голову локтями. В секундную передышку он все-таки поднялся на ноги, и теперь на него накинулись все трое. Роуз бил не глядя, бил локтями и коленями, какое-то время. Оказался на асфальте, захлебываясь, сплевывая кровь.
Ему казалось, что за все время драки никто, - ни он сам, ни его противники, - не издал ни звука. Может быть виной тому был раскатистый звенящем гул, все еще стоявший в ушах. Двое рывком подняли его на ноги, третий, — тот самый, что смеялся тонким, противным смехом, - что-то говорил, но Роуз не мог разобрать ни слова, видел только как шевелятся толстые губы на черном лице, сверкают белесые глаза. Тогда где-то внизу мелькнула белая полоска стали, еще раз, еще, и все внутри скрутило, но боли почему-то не было. Нейтан рухнул на колени, удивляясь тому, что ноги отказываются слушаться именно сейчас. А троица уже скрылась, скрылась из круга света и из этой истории.
Он провел рукой по лицу. Нашел лишнее, сорвал, бросил на асфальт. Прижал ладонь к животу и поднял к глазам. В ярком свете фонаря серую перчатку покрывало что-то черное, липкое, пахнущее медью.
- Так не должно быть, - прошептал Нейтан, едва шевеля губами. Своих слов он не слышал. - Это неправильно. Все это... неправильно...
Он провалился вниз, в море, во тьму, в забвение. В белом свете последнего фонаря, серая маска-домино лежала возле тела Нейтана Роуза.
***
В зеркале отражалось его лицо. Правильной округлой формы, с приятными мягкими чертами, оно все же казалось осунувшимся, усталым, блеклым. Мистер Роуз смотрел на себя и не мог вспомнить, сколько же ему лет. Он словно застрял где-то на грани хрупкости молодости и дряхлости старости, не взрослея, лишь накапливая усталость, теряя годы. От крыльев носа к уголкам губ, по широкому лбу, в густых тенях под глазами притаились сотни тонких, чуть заметных морщин. Волосы выцвели, будто не могли решить, темнеть ли пора или седеть. Густая щетина отказывалась превращаться в бороду, но каждое утро упорно лезла на щеках, шее, подбородке.
Больше всего мистера Роуза беспокоили глаза. У его отражения зрачок почти слился с радужкой, лишь у самой границы с изъеденным темными прожилками лопнувших сосудов белком чернота мутнела до странного оттенка серого. Были ли его глаза такими всегда? Что могло быть иначе? И когда..? Он почти помнил свои глаза другими, - всё другим! Лишь почти.
Мистер Роуз вздохнул, отстранился от зеркала и начала методично завязывать узел черного галстука. Он работал день за днем уже столько, что сам потерял счет времени. Работал с момента, когда выкарабкался с того света. Он остался жив лишь чудом. Нет, скорую вызвал не человек, которого он пытался защитить так давно. Тот сбежал раньше, чем кончилась драка. И что тогда дернуло мистера Роуза вмешаться? Что заставляло повторять эту глупость вновь и вновь на ночных улицах, раз за разом просыпаясь спустя дни, недели, месяцы от запаха хлорки, боли, невыносимой рези свежих швов?
В первый раз он провел почти неделю в мутной серой хмари беспамятства, накаченный обезболивающим и медикаментами, и еще несколько месяцев в пустой белой палате больницы. Одинокий, беспомощный, потерявший (как ему сказали) от черепно-мозговой травмы бесценные осколки памяти, собственной личности. С ним разговаривали люди в темной форме - они сочли, что после драки Нейтана ограбили, забрали все деньги и документы. Потом скучающая женщина-психолог в черном дешевом костюме - она обещала, что память может вернуться, и выкинула обратно в серый город, в серую жизнь.
В объятиях густого тумана, Нейтан плыл по течению вязкой, илистой реки дней. Все кругом казалось ему чуждым, бессмысленным, ненужным, неправильным, невозможным. Словно из карточного домика мироздания вынули основание, нечто фундаментально-важное, а он и не думал разваливаться и никто этого даже не замечал. А у самого же Нейтана не было слов для того, чтобы описать потерю, чтобы попытаться объяснить свою мучительную дилемму.
Ему спасли жизнь и выставили счет. Пытаясь найти работу Роуз понял две вещи: во-первых — он поразительно умен; во-вторых — поэтому его не ждет легкая жизнь. Он работал, и работал, и работал, поднимаясь все выше и выше. Но чем лучше, чем больше, чем быстрее он справлялся, тем больше, и больше, и больше работы ему давали. Тогда ему надоело работать на кого-то и он стал работать на себя. С тех пор мистер Роуз не отдыхал ни дня.
Жизнь напоминала ему лестницу, тянущуюся из пустоты в пустоту. Каждая следующая ступенька требовала больше усилий, чем предыдущая. Но лестница никуда не вела! Не было, - не могло быть! - конца ступеням. И, самое тошное, остановиться означало быстро соскользнуть вниз или терпеть полный вес подъема на своих плечах бесконечно, бесконечно, бесконечно...
Мистер Роуз понял, что завязал галстук еще несколько минут назад, и теперь бессмысленно пялиться в свое отражение. Вздрогнув, он быстрым шагом в свой кабинет. Из ящика огромного орехового стола он достал глубокую серебряную ложечку и пузырек с белым порошком. Рухнув в кожаное кресло, мистер Роуз щедро зачерпнул из склянки, отсыпал лишку и, зажав одну ноздрю, быстро втянул порошок. Наркотик не приносил эйфорию уже давно. Однако далекий, лихорадочный прилив сил в конце-концов захлестнул тело и мистер Роуз смог заставить себя подняться на ноги.
В своих поисках он пробовал многое. Некоторые наркотики позволяли ненадолго забыть о том, что нечто в мире было безвозвратно утеряно; но ничто не могло вернуть исчезнувшее. Он искал это на улицах, вновь и вновь влезая в бессмысленные драки с уличными хищниками, но они плодились и плодились лишь из-за того, что сама земля была бесплодна и отравлена. Он искал это в науке, но все созданное им оказывалось лишь очередным товаром на продажу. Он искал это в церкви, но был слишком скептичен для того, чтобы сладкое вино веры могло заглушить его боль. С болезненной робостью поначалу, с пошлым цинизмом впоследствии, — он искал это и в женщинах, но нашел лишь острые, контрастные оттенки серого. Везде, куда не взгляни, было лишь черное, белое, серое...
***
По винтовой лестницы мистер Роуз спустился вниз, на первый этаж пентхауза. Это была студия: хром, стекло, немногочисленные картины углем. Минимализм, показывающий достаток и сдержанный вкус. Все это было бесполезно. Сегодня он забросил все свои предприятия и планы, выбросил из окна телефон, не открывал никому дверь. Сегодня ему казалось, что окончательный ответ болезненно-близок, на расстоянии вытянутой руки; но скрыт, недоступен его жалкому пониманию в дьюме от кончиков, - и это сводило с ума еще больше. Этот день ничем не отличался от остальных. В этом, однако же, и была суть. Отчаяние, надежда, боль, бессилие, - все в душе Нейтана беззвучно кипело эти дни, недели, годы. И сегодня хлынуло наружу.
Мистер Роуз сел в кресло перед камином, оправил темно-серый пиджак, белый воротник рубашки, черный галстук. Еще в кабинете из сейф он достал тяжелый хромированный револьвер. Аккуратно опустив оружие на стеклянный столик по правую руку, мистер Роуз взял с прозрачной столешницы спичечный коробок. Откинувшись в кресле, он вытряхнул спичку, чиркнул толстой серной головкой о коробку. Язычок белого пламени лизнул воздух. Когда огонек почти коснулся его пальцев, мистер Роуз щелчком отправил горелую деревяшку в пустой камин. Одну за другой, он жег спички, пристально наблюдая за пламенем. Ему казалось, что он начал понимать, почти ухватился за что-то...
Нет! Последняя спичка обожгла его пальцы, унося с собой отчаянную надежду. Мистер Роуз не смог заставить себя закричать, но руки его бессильными плетями рухнули куда-то вниз. Со звоном на ковер посыпалось стекло. Мистер Роуз с удивлением взглянул на правую руку. В ней он почему-то держал револьвер. Стекло столешницы тускло блестело на полу. Черный провал ствола смотрел мистеру Роузу в лицо. В висок, или...? Он замер.
Он увидел невероятное. На пальцах, на тыльной стороне ладони, что сжимала рукоять, из тонких порезов сочилась кровь. Мистер Роуз медленно опустил револьвер на пол. Поднял руку на уровень лица, чуть склонил голову набок, наблюдая за тем, как тонкие струйки бегут по флексорным линиям, собираются каплями, гроздями, срываются вниз, беззвучно тонут в ворсе ковра. Кровь была... какой? Густой. Нет, не то. Темной? Нет же, нет! Яркой! Наполненной чем-то ярким, живым, таким естественным — цветом. Цветом жизни, движения, борьбы! Алым цветом!
Нейтан Роузи впервые за вечность засмеялся искренним, счастливым смехом. Он сорвался с места, бросился вверх по лестнице, через лоджию, на пожарную лестницу, на крышу. Разбрасывая с каждым шагом на своем пути алые капли живого цвета.
***
Сумеречный воздух схватывал дыхание Нейтана белыми облачками пара. Он же, не обращая внимания на холод, почти перевалился через парапет, отделяющий плоскую крышу от сорокаэтажного провала улицы, и жадно, словно видел впервые, разглядывал город. Тот лежал перед ним грудами, блоками, углами. Черный, белый, серый - бесцветный. В серой изломанной линии горизонта тонул белый шар солнца, а за спиной, на западе, небо уже начало чернеть. Роуз вновь засмеялся, - а может быть он и не прекращал? - потому что понял, наконец все понял. Потерянное было неотъемлемым, и он искал не там, совсем не там! До боли сжав кулак, он раскрыл правую ладонь и, не глядя, словно с палитры, зачерпнул алый цвет пальцами.
Быстро, уверенно, размашисто, Нейтан сделал первый мазок, возвращая миру цвет. Лазурь и багрянец наполнили небеса. Мягкие облака, заполненные киноварными отблесками заката, вновь обрели объем и форму. Тогда карминно-красный шар солнца вырезал зеркальные, изумрудные, черные, багряные грани небоскребов, ловящих прощальные краски дня. Там, куда попали капли алой крови, в городе вспыхивали яркие нити автострад, неоновые огни реклам, золото и пурпур редеющих крон деревьев. Горячие слезы скользили по щекам, но Нейтан улыбался своему первому закату.
Впереди его ждало еще много работы. Но прежде, чем погасли угли солнца, Нейтан Роуз шагнул в последний алый отблеск дня и вспомнил свое имя.
***
Алое Правосудие открыл глаза. Над ним возвышалась фигура, примечательной в которой были сразу две вещи: аляповато-пурпурное обтягивающее трико, дополненное коротким ярко-желтым плащом; и непомерно раздутая черепной коробка, увитая синими пульсирующими венами и проводами. Прижав тонкие пальцы к вискам с бьющимися фиолетовыми жилками, суперзлодей крикнул через плечо срывающимся голосом:
- Эй! Парни! Давайте живее, мне кажется, я не смогу его дольше...
- Ц-ц-ц-ц. Мозгляк, я полагаю? - Нейтан, оперившись на огромный мультяшный молот, стряхивал несуществующие пылинки с алого пиджака. - Хороший трюк! Но тебе и твоим приспешникам придется вернуться в наше славное пенитенциарное заведение Эмиральд Сити. Или ты, дружок, думал с этим побегом мы о вас, мелкой рыбешке, забыли?
- Парни... - Мозгляк обречено оглянулся через плечо.
- Я —
АЛОЕ ПРАВОСУДИЕ!Алок Правосудие отвел молот для удара.
