Город жил. Полный новостей о нескончаемой радуге, зачитывающий с экранов сводки успешной полицейской операции и собирающий со всего штата уфологов. Жил, постепенно переключая внимания со странного взрыва в строительной компании, которую благодаря усилиям Мортума вскоре стали считать лишь прикрытием для террористической группы. Жил, забывая о похищениях и огненных шарах, стирая с первых страниц истории про рептилоидов и выздоравливающих женщинах. Жил, как живут смертельно больные, отпущенные напоследок из клиники: ярко и умиротворенно, готовясь принять то, что надвигалось с каждым прошедшим днем.
- Быстрее! Еще раз! - командовала Тереза, гоняя по стадиону мокрых, шатающихся даже при их новых возможностях девочек. На какой-то момент ей показалось, что к звукам таких же тренирующихся по соседству команд примешался рокот Харлея, мчащегося вдоль охраняемой после недавних событий ограды. Она обернулась и успела разглядеть мелькнувшую черную куртку, бандану с черепами и вскинутый к приветствии кулак несущегося навстречу ветру и свободе байкера с добродушной улыбкой на молодом и одновременно старом лице. Под звуки старого рока, ревущие из установленного на мотоцикле старенького касетника с феноменальной, прямо-таки божественной акустикой. Уезжающего по своим делам рыцаря дорог, подарившего ей это приветствие и теплый взгляд человека, который привык не держать зла за свои две тысячи лет.
... Тони с большим удовольствием пил холодное пиво на берегу Мексиканского залива - без чудовищ и богов, - с миром, в котором ни дня не было без сражений. Отдыхая и не думая, в какое следующее место приведет его извилистая тропа судеб, последние дни змеящаяся, словно голодный удав. Он сделал свое дело и предавался простым удовольствиям - так, как умел, откупоривая очередную бутылку и наблюдая за вылезающей из воды Алисой, которая в минимизированном купальнике вполне могла переплюнуть все эффекты Инис. Прежде всего, потому, что пыталась быть, а не казаться, а если он что и понял из всего этого наполненного Судьбошизобредом приключения, так это пользу простых решений и ясных путей. А еще у него была двухместная палатка, которую он позаимствовал в здешнем кемпинге. И тот факт, что Шарль решил ознакомиться с городскими достопримечательностями в обществе взявших выходной тенгу, прикинувшихся японскими туристами. Пиво, палатка, вечер на двоих и мысль что некоторые завязки купальника Алисы кажутся им двоим слишком туго затянутыми. Это не дело, надо исправить...
... Шарль, в это время наблюдающий за парой скучающих через дорогу в летнем кафе симпатичных девчонок, ухмыльнулся, заглушая телепатическую связь мыслями о встающей над миром радуге. Это была хорошая охота, и хотя он заметно отстал от остальных в плане приобретения новых сил и способностей, а в пророчестве про пятерку населяющих мир вообще не попал, не сказать, что бессмертного наемника это хоть капли тревожило. Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть, и валяющий дурака Самеди, наверное, именно это и пытался им вдолбить, охотно напяливая шутовский колпак. Живи, пока живется, а дальше будет... что бы там ни было. Он не сомневался, что грядущее не должно отягощать его сегодняшний день, полностью разделяя жизненный подход Тони.
... Это было странно: знать, что рядом с ним женщина, которая извлекала из своей маски недалекой красавицы власть над мужчинами - но его оценившая по достоинству. Мидори не ведал, говорит ли в Инис одно лишь желание отблагодарить его за воскрешение или нечто большее - понимание, что прежний путь губителен, и свернуть с него лучше с чьей-то помощью. Если первое, то его долг принять положенную благодарность, чтобы не оставить девушку в неловком положении... а во втором... он тоже обязан помочь.
Убеждая себя так, потому что иные варианты были не очень достойны славящегося своей выдержкой монаха, Мидори незаметно перевел взгляд от лица сидящей напротив спутницы на окно закусочной. Ресторана он немного боялся, но, кажется, Инис устроил компромиссный вариант. Пришлось немного слиться с толпой, сменив привычную одежду, однако в этот вечер все казалось нормальным, даже такая необычность в перемене внешнего вида.
Однако в окно монах глядел не ради использования запотевшего стекла в качестве зеркала. Смотрел Мидори на уходящего Мортума, который оседлал свой мотоцикл, отправляясь в участок, и думал о том звонке, который агент совершил, расставаясь с ними. О звонке, протянутой ему трубке и голосе на иной стороне невидимой беспроводной линии, соединяющей сердца. Голосе, умеющем быть резким и сильным, но сейчас звучащем так, будто его обладательница разговаривала с ребенком. И о её последних словах после тихого, полного облегчения плача.
- Я так долго ждала, Мидори. Как Судьба и обещала много лет назад, ты вернулся. Вернулся домой...
Он закрыл глаза, сбрасывая этим движением весь ужас от мысли о предопределенности своего пути. Освобождаясь от страха двумя мыслями, ни одна из которых не могла показаться оригинальной. Первую он подумал, открывая глаза: истории хотят заканчиваться хорошо, в этом их суть. И когда посмотрел на улыбнувшуюся с пониманием Инис, обдумал и вторую, которую недавно произносил вслух.
Нет судьбы, кроме той, что мы творим сами… даже в мире, где все кажется застывшим во власти невидимого кукловода. Это тоже грязная лужа, и отныне он не позволит внутреннему врагу убедить себя, будто бы там звезды. Власть Судьбы – тоже отражение…
Инис что-то сказала своим певучим тоном, и монах почувствовал, что звезды действительно рядом…
… Одному - совсем не страшно. Предай их всех, сказал отец, но кого он имел в виду, вот вопрос. Других членов отряда? Или тех, кто ждал от него исполнения своей роли вечного лжеца и обманщика, обреченного проиграть? Изи казалось, что второе – не потому что это было благородно, а потому, что это правильно. Он, лучше других видевший далекие звезды среди грязи и шлюх, понимал куда больше о человечном и откровенном, чем все они, пафосные и светлые – но при этом не превращался в страдающего от своей ноши героя. Это была его грань, его Голгофа, тонкий волосок между навязанным извне и выбранным лично, по которой можно сойти со сцены. Предать всех, даже себя, оставшись верным той части, которую никто не ждет. Продолжать их бесить и незаметно учить, спасать – и принимать проклятия, дурачить и показывать их собственные кривые отражения: но главное, не забывать смеяться. Тихо и беззвучно, чтобы не потревожить до поры своим смехом тех, кто не должен заметить выход из привычной роли. План без плана, движение без движения, и свобода, которую так и не поймут эти, играющие в свои игры Потомки, ставшие частью его истории…
Так умолкают ручья ключи
В связке речных колец,
Так не желает терпеть ничьи
Ласки с кем-то вдовец.
Так не минуют слепцы зари,
Так выбирают путь,
Так в Палестине поводыри
Вверх норовят взглянуть.
Так на страницы скупой строкой
Молча наносят ложь,
Так закрывает глаза рукой
От проблесков света вождь.
Так на часах остывает срок,
Так безнадежны пни,
Так запасаются милостью впрок
Те, что вопят: "Распни!"
Так придают горизонту черты
Здания и облака,
Так ожидают тепла у плиты
Те, что в мечтах пока.
Так распадаются боль и страх
На череду в пивной,
Так засыхают цветы холста,
Так предвкушают бой.
Так из органных глухих требух,
(Суть - порождение тли)
Форму волны принимает дух,
Плоть обратив в угли.
Так нажимает плечо курка
Сеятель, и зерно
Россыпью смерти кладет рука
В то, что души полно.
Так в номерах, поседев, артист
Слышит, что в дверь стучат,
Так превращается в сажу лист,
Целое верит в часть.
Так упивается зеленью сад,
В клетках ржавеет сталь,
Так сквозь сукно проникает взгляд,
Метя куда-то вдаль.
Так кровью недр на косность плит
Хлынет забвение лет,
Так у Содома сидит в пыли
Лот и кусает хлеб. (с)
Конец