Пролог. Величайшая награда
Четверг, девятый час [1]
Силуэт брата Пьетро четко выделялся на фоне окна городского дома. Яркий полуденный свет озарял его лицо и отражался от полированного деревянного пола под его ногами. На улице внизу сталь звенела о сталь, и этот звук смешивался с воплями ярости и стонами умирающих. Бунтовщики добрались и до этого квартала; по всей длине улицы шло сражение, люди падали на залитые нечистотами мостовые и подыхали в подворотнях. Смена власти откладывалась слишком долго. К следующему утру ни единого из нынешних правителей в городском совете не останется.
Но еще большее беспокойство причиняли столбы дыма, поднимавшиеся в полуденное небо. Огни вспыхнули по всему городу – тщательно организованные пожары, не распространявшиеся по кварталам, но и не затухавшие сами по себе. Кто-то специально сжигал дома дотла.
К небу потянулась еще одна струйка дыма. Скоро она превратится в столб. Пьетро на глазок прикинул место нового поджога – Виа Франциоза. Там был дом Хенрика, Тремера.
Внизу, во дворе, на ветру болталась открытая дверь подвала. Ни Ролландо, ни Томмазо не вернулись, отправившись выполнять свои поручения. Вывод был прост: ни двор, ни лабиринт под ним уже не были безопасны.
Пьетро пересек комнату, достигнув каменной арки в ее дальней стене. Он приподнял латунную лампу, которую нашел в комнате, и приоткрыл заслонку, чтобы убедиться, что огонь в ней зажжен, а затем выскользнул во тьму коридора. Через шесть футов коридор резко повернул. Солнечный свет не попадал дальше этого поворота.
Пьетро открыл дверь и вошел в комнату без окон. Он продвигался по крипте осторожно, держа лампу у самого пола. Крохотный огонек окружала тьма. Каменная крышка, как всегда, повернулась медленно и со скрежетом. Внутри, бледный и безжизненный, лежал его хозяин. Пьетро потряс его.
Мертвец открыл глаза.
– Уже рассвет? – спросил он.
Пьетро потряс головой.
– Чернь подняла бунт. Полагаю, городской совет вот-вот падет.
Каинит изогнул бровь.
– Ты разбудил меня ради этого?
– Господин, в городе пожары. Горят дома детей Каина. Подозреваю, это тот Бруха, Стиликко… И еще: Ролландо и Томмазо до сих пор не возвратились из Лабиринта…
Мертвец потянул носом воздух, а в следующее мгновение выскочил из своей крипты быстрее, чем мог уследить человеческий глаз.
– Огонь, огонь, чую огонь! О! Я погиб!
Неясная тень металась из угла в угол, пытаясь отыскать путь к спасению. Ногти каинита ломались о каменные панели стен.
Пьетро поспешил к хозяину. Он удерживал его дергающиеся руки, пока тот не замер. Потом он медленно погладил мертвеца по голове.
– Тише, – приговаривал он, – тише. Мы спасем вас, но вам нужно успокоиться. Вспомните, есть и другой дом.
Крупные капли темно-красной крови пролились из мертвых глаз хозяина, окропив пол.
Как раз в эту минуту в крипту вошли Маттео и Алессандро. Меж собой они несли большой сундук. Пьетро кивнул им.
Они быстро завернули бормочущего что-то мертвеца в мешковину и обложили в сундуке соломой. Затем закрыли крышку, и Пьетро напихал в замочную скважину ткани.
Затем Пьетро быстро запел на латыни.
– Да будет оберег над этим сундуком. Да не сломает его рука недруга. Да не проникнут внутрь лучи света. – С этим он перекрестился.
К тому времени, как они донесли сундук до изогнутого коридора, дом уже подожгли. Ветер заносил в открытое окно отделанной деревом комнаты частички горящего пепла. Раскаленные хлопья падали на плотные драпировки, и огонь начал лизать ткань. Пьетро закашлялся, укрываясь своей рясой, Маттео и Алессандро с натугой потащили сундук дальше вдвоем.
Дым струился по длинной лестнице, внизу слышались звуки сражения, крики и смертные стоны. Трое мужчин поспешили вместе со своей ношей навстречу шуму, задевая сундуком стены. Пьетро молился, чтобы их пассажир не запаниковал вновь.
Достигнув порога, они обнаружили во дворе рыцаря Гвидориччио, стоявшего посреди усеянного трупами пятачка с двуручным мечом в руках. Его волосы были покрыты пеплом, одежды изорваны, кое-где на теле виднелись ожоги.
Молодой человек обернулся к Пьетро.
– Ну как, хорошая работа? Он в сундуке?
Пьетро кивнул. Сегодня Гвидориччио сполна отплатил за все золото, потраченное на его аристократические причуды.
В этот момент потолок дома обрушился. Пьетро дернулся, когда ему на плечо посыпался дождь из горячей штукатурки. Дым и искры застили глаза, и он уже не видел своего господина. Он ползал в обломках до тех пор, пока не нащупал ящик. Сундук упал набок и оказался завален камнями кладки и обломками дерева. Подле него лежали тела Маттео и Алекссандро, вокруг них растекалась лужа темной крови. Пьетро дернул за ручку сундука, надеясь, что тот не треснул, и ни один луч света не проник внутрь.
Дом вновь содрогнулся с грохотом, напоминая чрево огромного, голодного зверя.
– Гвидориччио! – позвал Пьетро.
Молодой дворянин, спотыкаясь, подошел, и они, приложив все силы, вдвоем выволокли сундук из-под обломков. Запах благовонных масел, которыми умастил себя Гвидориччио, и опаленной плоти Пьетро смешивался в воздухе.
Снаружи улица погрузилась в хаос, бунтовщики бегали повсюду. Пьетро, на пару с Гвидориччио сгибаясь под тяжестью своей ноши, обернулся, и в толпе разглядел знакомое лицо: это был Ринальдо, слуга Стиликко.
Пятница, третий час
Солнечный свет струился, заливая базилику. Ее белый мраморный пол был покрыт сажей и соломой. Беженцы лежали вповалку между колонн в боковых нефах, многие были слишком сильно обожжены, чтобы даже ходить. Невнятные молитвы возносились из часовни, смешиваясь с рыданиями женщин и ревом детей. Возле клироса святой отец читал мессу. Тени уже были, слава Богу, длинны, и лица людей практически неразличимы.
Пьетро медленно пробирался сквозь толпу, его рука висела на перевязи. Он старался не смотреть вокруг, не зарыдать, не думать о своем участии во всем этом. Ночь стала кровавым воздаянием, но за пятьдесят лет своей жизни Пьетро уже не раз видывал подобное.
– Брат Пьетро, брат Пьетро, – рука тощего мужчины дотянулась и цапнула духовника за жесткую кайму рясы.
В ту же секунду Гвидориччио выступил вперед, занося руку для удара. Его глаза горели огнем лихорадки, цветастые одежды запачканы сажей и покрыты пятнами. Пьетро остановил его жестом.
– Нет, оставь, – проговорил он. – Я знаю его. – Он по-доброму улыбнулся (надеясь, что гримаса удалась) и опустился на колени.
Лицо Якопо покрывали алые рубцы, правая рука была сломана и безвольно лежала вдоль тела.
– Брат Пьетро, они спалили мою лавку. Расколотили полки, подожгли крышу, убили Марию… – Якопо указал глазами на другой конец нефа, где, прислонившись к колонне с высеченным узором в виде штрихов, стоял человек в коричневом одеянии.
Пьетро кивнул, его рот сжался в бескровную линию.
– Понимаю. Скоро все разрешится. Поправляйся, и мы подумаем, что делать с лавкой, – он потрепал собеседника по плечу и поднялся на ноги.
Он дошел до места, где стоял человек в коричневом. Голубые глаза его следили за передвижением Пьетро. Темный порез шел по лицу, пересекая ухмыляющийся рот. Когда Пьетро и Гвидориччио подошли, он оторвался от колонны и кивнул, приветствуя их.
– Вы заставили меня ждать, – сказал он.
– Ринальдо, – молвил Пьетро, – я принес ответ моего господина. – Он отвязал кошель, висевший на поясе его рясы. Ткань мешочка в его руке была мягкой, приятной на ощупь.
Ринальдо улыбнулся, сверкнули белые зубы.
– Он проявил благоразумие? После этой ночи у него не должно было остаться сомнений, так? Ему, разумеется, придется отказаться от своего стада и прислужников. И ты, друг мой, скоро обратишься в прах. – Он рассмеялся.
Пьетро помолчал, сжимая серый кошель. Ему нужно собраться, стереть все эмоции с лица, и доиграть партию до конца.
– Посмотрим, – проговорил Пьетро. – Ночь была трудной. В совете было не менее трех каинитов. Один из них – дитя князя Люциуса, Гильберт. Хенрик восстал из скалы; кому известно, кто из остальных еще спит?
Глаза Ринальдо блеснули.
– Этот мерзкий колдун!
– В любом случае, ты увидишь, что мы еще имеем вес в городе. Даже если Люциус действительно мертв, вряд ли наследником станет твой хозяин. По моим подсчетам, в городе осталось не более трех из Бруха, и все молодые.
Ринальдо замолк, облизнул губы.
– Я всегда уважал тебя, Пьетро. Твою мудрость, твои познания в оккультных науках. Неужели ты не оценил преимущества устремлений клана Бруха? Карфаген был республикой, здесь тоже республика. В Карфагене потомки Каина и дети Сета сосуществовали бок о бок, а те, кто был мудр и могуч, повелевали открыто. Это время может вернуться! Не устал ли ты от обстряпывания мелочных делишек, оберегая тайные сети покровительства или прикидываясь перед простаками вроде Якопо, что служишь обыкновенному человеку? Стиликко готов напоить тебя своей кровью, да что там – он может дать тебе Становление, если пожелаешь. Твой хозяин не предлагал тебе этого? Нет? Так воспользуйся этой возможностью, она твоя по праву. Стиликко предлагает тебе этот сосуд со своим витэ как залог его доброй воли.
Пьетро улыбнулся в душе.
– Стиликко избавится от меня, как только наиграется. А если бы я желал Обращения, я уже давно получил бы его. Просто я слишком ценю свет солнца.
Ринальдо нахмурился и повернулся к Гвидориччио.
– Мастер Гвидориччио, что же вы? Вы снискали славу и убедили совет в том, что достойны рыцарства. Похвально. Но вот вы стоите с мечом подле безоружного брата Пьетро. Он не уделяет внимания почестям, что превыше рыцарских – а вы? Знаю, вы никогда не вкушали крови Каина. Не желаете ли сделать это? Она способна спасти вас. Я вижу, как раны огнем жгут ваше тело. Они, знаете ли, доконают вас, пока Пьетро и его хозяин держат вас за мальчика на посылках. Так используйте свой клинок – сначала на Пьетро, затем на мертвеце, что командует вами…
– Довольно, – оборвал его Гвидориччио.
– В любом случае, – сказал Пьетро, – смерть нашего господина не прибавит тебе ни года жизни. Даже если бы мы стали подлыми предателями, вам все равно пришлось бы туго в Элизиуме.
– Ах, – ответил Ринальдо, придвинувшись ближе. – Значит, вы не знаете, что Гундиок Бургундский уже покинул Неаполь и вскоре прибудет сюда, чтобы поддержать Стиликко. Так что вы еще можете поучаствовать в политике, которую вершат сильные.
Пьетро развязал серый кошель.
– Гундиок мертв. – Щепоть праха просыпалась сквозь его пальцы, открыв взорам известное всем золотое кольцо. – Он прибыл в город чересчур открыто.
Ринальдо вздрогнул и стал дико озираться вокруг. Гвидориччио сделал большой шаг вперед и схватил его повыше локтя.
Пьетро улыбнулся.
– Боюсь, у тебя появились и другие проблемы. – Он покопался за пазухой и вытянул сложенный пергамент. – Вот документ, переданный мне новым городским советом. – Он прокашлялся и стал читать вслух.
– «Ринальдо из Сиены, совершивший множество преступлений против мира в нашем обществе и самовольно уничтоживший имущество многих горожан, подлежит изгнанию из города и не смеет возвращаться в него под страхом смерти. Изгнание сего субъекта совет доверяет доблестному мастеру Гвидориччио, рыцарю общины, и Пьетро, монаху ордена бенедиктинцев обители Святого Антония». Печать, как видишь, подлинная.
Ринальдо раскрыл рот в изумлении.
– И это после всего, что я для них сделал!
Гвидориччио заломил одну из рук Ринальдо к лопаткам.
– Пойдем, предатель. Шагай.
Ринальдо, спотыкаясь, двинулся вперед, Гвидориччио и Пьетро пошли за ним.
Толпа бездомных смотрела маленькой процессии вслед.
Пятница, повечерие
Стены крипты были сложены еще римлянами, а время и вероломство скрыли их глубоко под землей. Дверь открылась, и поток воздуха подхватил грязь на полу. Внутрь вошли молодой мужчина и пожилой монах. На камне во тьме сидел каинит, сверкая белозубой улыбкой. Он поманил вошедших к себе.
– Стиликко должен оставить город, или будет уничтожен. Его стадо, его пешки в совете, его слуга – он лишился всего. Из старейшин его поддерживал только Гундиок, а он мертв.
Мертвец издал хрип, долженствующий означать вздох.
– Мы многое перенесли, но давайте не думать об этом. Будем праздновать падение нашего врага.
Его пронизывающий взгляд пал на Гвидориччио – того уже пожирала лихорадка, и он без сил прислонился к стене. Почти в тот же момент мертвец проколол свое запястье кинжалом. Кровь полилась в чашу.
– Отпей глоток, мой рыцарь. Это исцелит тебя.
Каинит взглянул на обоих с любовью.
– Кровь – наименьший из моих даров. Что вы желаете получить в награду от меня? Если захотите, вся глубина веков будет вашей.
– Господин, – проговорил Пьетро голосом, полным благоговения. – Мы уже познали величайшую награду – служение вам.
Мертвец улыбнулся.
__________________
[1] В заглавиях частей вступительного рассказа использованы названия литургических часов так называемого оффиция – схемы ежедневных богослужений в католицизме. Третий [молебный] час начинался около 9 утра, девятый час – примерно в 3 часа дня, повечерие – церковная служба перед сном, завершавшая день.