13 квартал «Мудстрикт»
Тринадцатый квартал Санта-Моники, имеющий жаргонное название Мудстрикт, “грязный квартал”, не пользуется особой популярностью. Это небольшой участок города в восточной части Санта-Моники, недалеко от зоны аэропорта и десятого окружного шоссе. От района западного пригородного Лос-Анджелеса от отделен небольшой рощей и превращенными в свалку городскую свалку обширными холмами. Район представляет собой пять параллельных улиц, идущих прямыми линиями с запада на восток, заполненных выстроенными в два ряда частными домами. На западной окраине находится больница, школа, супермаркет и полицейский участок, служащие таковыми и для соседних районов Санта-Моники (в частности, для района возле пересечения 23 улицы и Оушен-парк бульвара). Никто не стал бы строить отдельные здания обслуживания для подобного сборища наполовину заброшенных домов, протянувшихся на целую милю прямыми линиями, похожими на росчерк чьи-то когтей. Здесь нет магазинов и увеселительных заведений, что нормально для спального района, и сюда почти не приезжают полицейские и социальные работники, что, в общем, тоже нормально, когда в развитие Мудстрикта никто не желает вкладываться. Он – просто позорное пятно на лице курортной Санта-Моники, о котором многие в мэрии просто хотят позабыть или сдать в надежные руки из сердца вон.
Район содержит в общей сложности шестьдесят домов на каждой улице, итого примерно триста, но постоянно заселена только треть. Оставшиеся делятся на сотню переходящих из рук в руки через полгода, максимум год, и еще на сотню до сих пор стоящих пустыми у покосившихся табличек «продается». Все это жилье находится в городской собственности, но мало кто готов надолго остаться в 13 районе. Запустение оставляет свои незаметные следы мусорными кучами под стенами пустующих домов и среди разросшегося, заполняющего лужайки бурьяна. Где-то трава столь высока, что поднялась почти в рост человека, скрывая превращенные в пристанище бродяг дома. Кое-где, несмотря на все усилия постепенно утратившей надежду заселить район администрации, стены исписаны матами и угрозами бродящих по району молодежных банд, которым по душе здешний упадок и безразличие.
На западе все улицы сходятся в площадь возле пересечения 23 улицы и Оушен-парк бульвара, где выстроились административные здания, и отсюда же начинается наиболее заселенная часть района. Первые двадцать домов каждой из пяти параллельных улиц: Товер, Крейд, Флеш, Никсон и Пуддл, кажутся идеальным примером городского спального уголка. Ухоженные дома старожилов, которых не смогли спугнуть ни наглые подростки, ни смутная история этого района, зияющая мрачными событиями – здесь возникает впечатление, что Мудстрикт живет вполне неплохо, если не заходить дальше на восток. Стоит углубиться, и упадок становиться заметен: следующие два десятка домов по любой улице обычно покупают молодые пары или многодетные семьи, и большинство из них рано или поздно съезжает. Здесь часто звучат скандалы, раздается крики угроз и звон битой посуды, а приезжая молодежь быстро втягивается в группы собирающихся со всей Санта-Моники любителей оторваться и гульнуть. Один из домов по улице Крейд, который купили на деньги родителей братья Паркер, - два студента живущие с приятелями-хиппи, - превращен в простенький клуб, где по вечерам можно покутить тем, у кого нет денег на более приличное заведение в других районах. Хотя постороннему кажется, что кроме пунша, лимонада и музыки здесь ничего не предложат, полиция уже трижды устраивала рейды, вылавливая торгующих травой и алкоголем подростков. Однако самозваный клуб никто не закрывает, в чем многие подозревают коррумпированность отвечающих за это копов или общее наплевательское отношение властей.
Оставшиеся у восточного края два десятка домов на каждой улицы пусты и изнутри часто похожи на свинарники. Даже власти не особо надеются их продать, поэтому сюда то и дело проникают бомжи или тусующиеся молодежные банды. Уровень преступности в районе низкий, но стабильный: до убийств или ограблений редко дело доходит, но свинтить все ценное с оставленной во дворе машины или нагадить ради смеха на крыльцо могут в два счета. Подростки, сбивающиеся в стаи, быстро привыкают отнимать деньги у тех, кто помладше, а сами, в свою очередь, платят дань приходящим в район и толкающим им выпивку с наркотиками взрослым преступникам.
На востоке район упирается в холмы, покрытые свозимым мусором, и поднимающуюся возле них рощу. Её ширина всего сто ярдов, сущий пустяк, за которым начинаются вид на западные окраины Лос-Анджелеса и Национальный бульвар. Именно здесь, как говорят, иногда пропадают люди.
На юге район граничит улицей Пуддл с грязноватой сточной речушкой в парю ярдов шириной, стекающей прямо с загородной перерабатывающей фабрики в море по подземным трубам. Если дальше этот сточный поток исчезает и, как говорят, выходит на дно залива лишь через пять миль от берега (или так просто говорят, чтобы не портить репутацию пляжа Санта-Моники), то здесь он течет во всей своей слизкой и грязной красе. За рекой виднеется аэропорт, и шум самолетов врывается на улицы Мудстрикта гулом потревоженного шмеля.
На севере район соприкасается улицей Товер с соседним районом Олимпийского бульвара, разделенный лишь десятой трассой из Лос-Анджелеса в центр Санта-Моники. Соседи по ту сторону трассы стараются не замечать этот уголок запустения, а живущие по улице Товер не любят выпускать детей гулять на внешнюю сторону квартала, опасаясь вечно мотающихся по трассе машин.
Купленное персонажами жилье находится примерно в середине района, в доме № 27 по улице Флеш. Их соседи слева: семья Гамбитов: отец-электрик, жена-домохозяйка и трое детей: Тим семи, Рита десяти и Фред двенадцати лет. Эта вполне общительная и дружелюбная семейка, хотя и вечно занятая, с неугомонными и чрезмерно любопытными детьми, переехавшая из ЛА в надежде закрепится в дешевом доме. Справа живет работающая медсестрой миссис Норрис, её престарелая мать и две дочери: Лора и Тина, шестнадцати и восемнадцати лет, все весьма нервозные и замкнутые, пока еще не успевшие сломать лед отношений между незнакомыми людьми. В доме напротив вечно звучат звуки ссор, потому что ставший инвалидом после войны в Ираке мистер Фрайзер не может найти общий язык с женой-бизнес леди и двумя проблемными детьми: Тарой семнадцати лет, вечно ходящей в готическом прикиде, и несколько раз привозимым полицией за драки и распитие алкоголя у Паркеров её братом-близнецом Риком.
А еще здесь есть сосед, который не замечен людьми, но который слышен с первой ночи приезда этой весьма необычной Семье. Кто-то похрюкивающий во тьме голодным и утробным басом, доносящимся со стороны рощи. Если сложить это со слухами о некогда существовавшей здесь секте людоедов, молящейся свиньям, и с некоторыми рисунками на домах в восточной части района, - рисунками свиного рыла, с бивней которого стекает кровь, - можно предположить, что сосед еще даст о себе знать. Днем он не показывает себя, да и ночью на холмах и в роще ничего необычного не происходит: никаких собирающихся фигур в черных балахонах, или парящих во тьме демонов. Только звук, исходящий будто бы с вершины перекрученных, больных деревьев, невянущих этой теплой (хотя здесь всегда по-летнему тепло) зимой.
Автор
Тема: Организационные вопросы по игре "И меркнет свет" (Прочитано 6496 раз)