Печать

[Руслан]

Почему-то вспомнился Карнеги, на которого одно время была мода. С его не менее категоричными советами "сделайте вот так, а не иначе, и вся жизнь сразу наладится". Видимо, все книги подобного типа одинаковые.

[RoxiCrazy]

Бернхард Шлинк. «Другой мужчина»

Семь историй о любви от автора международного бестселлера. Подобно популярному сейчас писателю Янушу Вишневскому, в «Другом мужчине» Шлинк исследует разные лики любви: от любви-привычки до любви, открывающей новые, неведомые горизонты. Что такое любовь? Почему люди так жаждут любви и почему бегут от нее? Почему не берегут свою любовь, пока не оказывается слишком поздно? Семь печальных и лирических историй Шлинка — семь возможных ответов на этот вопрос.
Из аннотации.

Я все же решила почитать этот сборник, несмотря на то, что мне пообещали истории о любви. Наверное, это один из самых надежных способов меня насторожить, но все получилось совсем не так, как я подозревала. Несмотря на то, что герои этих рассказов влюблены, любят или думают, что любят, «историями любви» эти рассказы не являются. Они – больше о людях, а не о чувствах. И, по большей части, о взаимоотношениях с жизнью, а не с другим человеком.
В жизни каждого человека есть возможность выбора. Не важно между чем и чем. Между яичницей на завтрак и овсянкой. Между жизнью во лжи и жизнью в одиночестве. Можно сказать, что вся жизнь – это череда решений, которые мы принимаем. И отказ от принятия решения, это тоже выбор, за который нужно нести ответственность. И, как мне кажется, большая часть рассказов в этой книге именно о выборе, который делает человек.
И мужчина, сбежавший от собственной жизни, в которой у него была работа, был успех и в которой он разрывался между тремя домами и путался во лжи. И молодой человек, сжегший картину, доставшуюся ему в наследство, история которой покрыта туманом и можно лишь догадываться какими путями эта картина попала к его отцу. И пожилой человек, прочитавший письмо бывшего любовника его покойной жены. Все они приняли решение. Кто-то из них уже столкнулся с последствиями выбора. Кому-то это ещё только предстоит. А кто-то вынужден смириться с решениями, принятыми другими, потому что всю свою жизнь избегал выбора, боясь последствий.
Это отличный сборник о людях. Об их чувствах, ощущениях и (снова) решениях которые они принимают. В книгах, мне, бывает, не хватает именно эмоций мужчин. И я хотела однажды встретить книгу, где мужчину мне покажут именно через эмоции, а не действия. Притом сделают это убедительно. Так вот, в отличие от Эггена, который вместо нормальных чувств подсунул мне одержимость, Шлинк меня убедил. Без игр в маскулинность, без попыток следовать призрачным стереотипам, не завышая и не принижая.
И нет. В этой книге нет других ответов, кроме тех, что читатель даст себе самому. Открытый финал последнего рассказа становится открытым финалом книги в целом. Словно напоминает, что, не смотря на поставленную в конце точку, ничто не заканчивается. И что-то ещё будет потом. Всегда, пока мы живы.

[RoxiCrazy]

Боб Холмс. «Вкус. Наука о самом малоизученном чувстве»

_{Что же нам мешает? То обстоятельство, что, хотя мы сталкиваемся со вкусом по несколько раз в день, мы крайне мало знаем об этом феномене. Мы наслаждаемся утренним кофе или изысканным ужином, по большому счету, ничего не зная о сложном взаимодействии между вкусовыми ощущениями наших рецепторов, запахом, осязанием, зрением и даже нашими ожиданиями, которое и создает то, что мы называем «вкус». Без этого знания мы не можем описать наши ощущения и зачастую просто не замечаем мельчайших деталей того, что едим или пьем. В результате весь богатейший мир вкуса сводится для нас к некоему «фоновому» ощущению – наподобие той фоновой музыки, которая обычно звучит в торговых центрах.
Разумеется, иногда это хорошо. Порой все, что нам нужно, – это простая фоновая музыка для нашего органа вкуса, возможность быстро перекусить, не слишком фокусируясь на деталях. Однако в мире музыки большинство из нас не ограничивается фоновым восприятием.}

Эта книга – довольно обстоятельный рассказ об исследованиях вкусовых ощущений. Чтение этой книги не требует никакой специальной подготовки. Боб Холмс если и использует специальную терминологию, то объясняет доступно, понятно и не перегружает терминами текст. Во всяком случае у меня ни разу не возникло желания вернуться на пару глав назад, потому что я чего-то недопоняла или забыла значение какого-нибудь термина.
В данной области, как выяснилось проводится довольно много исследований, во всяком случае на книгу хватило. Но, с точки зрения Боба Холмса, да и науки в целом, этого мало. И, если ответ на вопрос зачем человеку распознавать вкус того что он ест, в целом понятен, то зачем человеку нужно распознание запаха того что он ест (того что уже во рту) как-то не очень. Но расположение наших обонятельных рецепторов именно такое. И именно такое расположение позволяет людям наслаждаться едой.
Что касается терминологии, Боб Холмс использует термин «флэйвор», для того, чтобы показать разницу между чистым вкусом и «содружеством» вкуса и запаха. Но в целом, на восприятие вкуса влияет не только запах, но и тактильные ощущения, и даже зрение и слух. Так, например, картофельные чипсы, воспринимаются менее вкусными, если человек не слышит, как они хрустят.
Кое-что для меня стало почти откровением. С детства привыкнув к четырем «базовым» вкусам «кислый-сладкий-горький-соленый» я никогда особенно не задумывалась о том, что «острый» это по сути не пятый вкус, а тактильное ощущение. Но пятый вкус все же есть. Его название было заимствовано из японского (кажется). Вкус высокобелковых соединений – вкус умами. Рецепторы, отвечающие за его распознание уже найдены, или, по крайней мере, часть рецепторов. Среди прочих продуктов этим вкусом обладает глутамат натрия.
Но рецепторами Боб Холмс не ограничивается. Для написания этой книги он поучаствовал в большом количестве исследований, побеседовал со множеством людей, так или иначе причастных к исследованиям вкуса, побывал в различных организациях, где разрабатывают флэйворы. И, среди прочей полезной и интересной информации, открыл мне, наконец, секрет отсутствия запаха и вкуса у магазинных помидоров.
Вряд ли эта книга заставит меня поменять вкусовые привычки, которым тоже уделено место в книге и вряд ли подвигнет на кулинарные эксперименты с научной базой. Просто я стала немного больше знать о вкусе, флэйворах и других сопутствующих вещах. И, чуть реже буду есть впопыхах, не обращая внимания на вкус того что я ем. Во всяком случае какое-то время – точно.

[RoxiCrazy]

Дэниэл Коул. «Тряпичная кукла»

_{Симмонс вновь подошел к Волку и потер усталые глаза. Они молча стояли по обе стороны подвешенного тела, глядя, как первые признаки рассвета оскверняют темное небо. Пение птиц пробивалось даже через стоявший в квартире гам.
– Что, увидел самую жуткую в своей жизни картину? – устало пошутил Симмонс.
– Почти, – ответил Волк, не сводя глаз со светлой полоски на темно-синем небосводе, которая становилась все больше и больше.
– Почти? Хочешь сказать, что в мире бывает что-то похуже?
Симмонс еще раз с отвращением посмотрел на свисавшее с потолка тело, составленное из разрозненных конечностей.
Волк слегка похлопал по вытянутой руке трупа. На фоне темной кожи и идеально накрашенных темно-красных ногтей ладонь казалась бледной. Кисть висела на нескольких десятках тонких шелковых ниточек, еще дюжина удерживала на месте указательный палец.
Коукс убедился, что их никто не слышит, нагнулся к Симмонсу и прошептал:
– Палец указывает на окно моей квартиры}

.
Не очень люблю детективы. Чуть сильнее я не люблю книги о маньяках, где их пытаются выставить этакими неуловимыми гениями убийств и пытаются выжать из меня восхищение. Иногда читаю, хоть и не восхищаюсь. Бывают претензии к сюжету, который не интересен. Иногда как-то сходу становится понятно кто есть Главное Зло, хотя персонажи упорно стараются этого не замечать. А бывает, что Главное Зло, которое автор пытается выставить этаким неуловимым гением, на поверку оказывается невразумительным. Но это все присказка. Дальше будет уже про книгу, которая оказалась не так уж плоха, и со спойлерами. Так что – на ваш страх и риск.
Одно из главных действующих лиц – полицейский детектив по кличке Волк, однажды чуть не забивший насмерть, отпущенного за недоказанностью вины маньяка. Прямо в зале суда. Волк вообще склонен к приступам агрессии, что при его работе не то чтобы оправданно, но логично. Волка за это год лечили всякими сильнодействующими лекарствами в специализированной клинике. А потом, когда маньяк все же оказался в глазах закона виновным, забрали из больницы, отряхнули и снова приставили к делу.
Есть ещё его бывшая напарница Бакстер. Дама с резким характером, пристрастием к выпивке на грани алкоголизма и заинтересованностью в Волке. К Бакстер на какое-то время приставлен стажер Эдмундс. Парень только-только перевелся из управления по финансовым преступлениям, и принял наиболее деятельное участие во всей заварушке. Без него расследование вряд ли продвинулось настолько далеко.
А расследование довольно необычное, во всяком случае, если сравнивать с рутинной работой отдела убийств. Есть фрагменты шести трупов, из которых был составлен один – «тряпичная кукла» из заглавия книги. Есть список ещё шести жертв с датами смерти и последним в списке стоит Волк. И полиции требуется понять, почему все эти люди оказались в списке и спасти всех, кого смогут.
События в книге развиваются довольно живо. Во всяком случае мне ни разу не стало скучно настолько, чтобы заглянуть в конец и закрыть книгу. И у меня нет никаких оснований считать эту книгу плохой, «недотянутой» или нелогичной. Да и приходилось уже не раз сталкиваться с тем, что автор ставит меня перед фактом каких-то предпосылок событий, не давая никаких намеков на них, даже когда повествует о человеке, который и запустил этот страшный механизм смерти.
Но я не люблю, когда меня пытаются убедить в гениальности преступника, особенно когда речь идет о безумце. И чем сильнее автор убеждает меня в его неуловимости и гениальности, тем сильнее, как правило, разочарование в конце. И «Тряпичная кукла» не исключение. Финальная схватка Волка с неуловимым преступником, виновником множества убийств, с преступлениями которого полиция сталкивалась неоднократно, но не верила в его существование, вызвала не сопереживание, не вовлеченность, а усмешку.
Преступник – жалкий доходяга (по моим субъективным ощущениям), специалист военной разведки по сбору информации, списанный за ненадобностью после того как его заново собрали чуть не по кусочкам после взрыва, пытается убить Волка. У преступника – меч, экзема и уверенность что он демон, если не сам дьявол. У Волка – съедающая его ярость, желание выжить и перьевая авторучка. К слову, меч настоящий, долгие годы висел в зале суда, символизируя карающую руку правосудия. Но зато у авторучки крепкое перо и это уравновешивает шансы. Знаете, чего мне не хватило? Аспиратора. Преступнику не хватало аспиратора во второй руке. Но аспиратор отдали мэру Лондона, и по совместительству первой жертве в списке.
Не обошлось и без стандартного хода, когда кто-то из друзей главного героя или врагов преступника, отправляется к месту схватки. Чем обычно это заканчивается? Или «кавалерист» принимает деятельное участие в последней битве Добра со Злом, или путается под ногами у главного героя или связывает тому руки попадая в заложники к преступнику. И ни разу на моей памяти «кавалерист» не застрял где-нибудь в пробке. Вот «кавалерия» в полном составе – другое дело. Эти обычно застревают где-нибудь в пути и прибывают к шапочному разбору.
Но это я ворчу. Книга, как я уже сказала выше – не так плоха, как может показаться с моих слов. Следить за расследованием мне было интересно. А это, как мне кажется основная функция детективной литературы. А одноразовой окажется эта книга или нет, зависит не только от качеств книги, но и от вкусов и предпочтений каждого отдельного читателя.

[Руслан]

C Адамом Невиллом я познакомился, когда по наводке Рокси прочел его роман «Ритуал». Благодаря заявленной любви автора к «Ведьме из Блэр», первая половина книги вышла атмосферной историей про заблудившихся в лесу друзей, столкнувшихся с  присутствием некого жуткого существа и странных находок. Правда,  во второй автор вспомнил, что еще любил и «Техасскую резню бензопилой», поэтому внезапно сменил жанр на лютый трэш и агитку про злобных шведских блэк-металлистов, поклоняющихся в лесах Одину, за которого они приняли какого-то монструозного хряка. Тем не менее, хотя бы половина книги читалась хорошо, так что, получив от Рокси новую наводку, я решил попробовать ознакомиться с «Судными днями».
Невилл не стал изобретать велосипед. В предисловии он сразу сообщает, что по-прежнему любит «Ведьму из Блэр» и «Паранормальные явления», поэтому вдохновлялся ими. По мне, это лучшая антиреклама упомянутых фильмов, потому что в целом вышла книга еще слабее «Ритуала».
 Самостоятельному режиссеру-неудачнику богатый старик предлагает снять документальный фильм про существовавшую в шестидесятых секту, чьи члены покончили с собой. На все выделяется одиннадцать дней и большая сумма, которая для завязшего в долгах героя перевешивает здравый смысл. Не задумываясь, что с его амбициями сделать гениальную картину за такое время просто невозможно, он берет напарника-оператора и несется снимать выживших членов секты и дома, в которых они проживали. Первые же съемки показывают, что сектанты в свое время докопались до чего-то нехорошего: герои сталкиваются со сверхъестественными силами, а выживших участников давних событий начинают убивать какие-то твари.
Завязка кажется отличной, и первая треть книги в целом радует. Интервью читаются увлекательно, показывая вполне реалистичную картину человеческого зла и искалеченных судеб. Первые встречи с невероятным в заброшенных домах тоже хорошо прописаны и по-настоящему пугают.
Впрочем, вскоре становится видно, что автор при всей любви к упомянутым фильмам не очень понимал, как они работают. «Ведьма из Блэр» пугала, потому что давала время ознакомиться с легендой, вникнуть в характеры героев и очень аккуратно вносила в сюжет сверхъестественные нотки уже во второй половине картины. Здесь же Невилл словно боялся, что читать не будут, если постоянно не напоминать, что это ужастик. В  прологе мы видим, как монстры приходят за выжившей, потом нам начинают чередовать интервью и встречи с этими самыми чудовищами чуть ли не каждые несколько страниц. К десятой странице мы понимает суть сюжета, а к половине книги заканчивается время съемок и все свидетели перебиты, а писать о чем-то еще надо. Автором извлекаются старые грабли, и Невилл то погружает нас в раскрытие тайн этих существ (очень банальное, скучное и даром не нужное), то уходит в простенький боевик. Завершается все настолько явным хэппи-эндом, что даже считавшийся мертвым положительный персонаж оказывается жив. Злобная свинья-монстр есть и здесь, пусть и немного иная, что уже выглядит не просто самоповтором, а издевательством.
Портит все и непонимание, за что симпатизировать героям. Они ввязались в это ради денег, с первого же дня съемок видят, что дело нечисто, поочередно друг другу доказывают «давай бросим – нет, ничего страшного, прорвемся» и выглядят более упоротыми из-за своего отношения, чем сектанты. Плюс у автора снова включается режим агитки, поэтому нам ни к селу, ни к городу начинают читать бредовые лекции о злобном Сталине и тирании. Отсутствие симпатии к абсолютно всем персонажам не вызывает интереса, кто же все-таки выживет, а ГГ прописан очень схематично и  уныло.
В итоге я определился, на кого больше всего похож Адам Невилл. Это такой Дин Кунц, потому что сходство в простых сюжетах, банальных концовках и общий хэппи-энд сразу бросается в глаза. Возможно, если в «Судных днях» бы оставили только интервью, сверхъестественное ненавязчиво  появилось ближе к концу, а последняя часть книги вообще была выкинута со всеми своими нелепыми ответами про сбежавших из ада призраков и переселение душ, роман вышел бы лучше – но, увы…

[RoxiCrazy]

Руслан, не хочу тебя расстраивать, но это был не хряк. Как бы ты не отнекивался и не впадал в избегание. Это. Был. Шуб-Ниггурат 
Пы.Сы. Что касается "Ритуала" я прочитала, но дальше не буду) Вот "Судные дни" однажды сама прочитаю, потом поржем. Или нет.

[RoxiCrazy]

Чайна Мьевиль. «Рельсы»

_{Целое море рельсов.
Длинные прямые, крутые повороты; металлические отрезки на деревянных шпалах; они шли внахлест, закручивались в спирали, скрещивались; тут и там от основных линий вдруг отделялись параллельные, некоторое время они бежали рядом с породившими их главными, потом радостно встречались и сливались в объятиях. Где-то пути разделяли целые ярды нетронутой земли; в других местах, напротив, расстояние между ними было настолько мало, что Шэм вполне мог бы перескочить с одних рельсов на другие — если бы при одной мысли об этом его не обдавало ледяной волной страха. Там, где рельсы сплетались в сплошное полотно, пересекаясь под тысячью разных углов, можно было видеть все мыслимые и немыслимые стрелки; обычные, перекрестные, перекрестные двойные; пути сходились и расходились, образуя съезды, перекрестные и простые; между ними торчали флюгарки и крестовые переводы. А на подъездах к ним земля пестрела сигналами, переключателями, приемниками и наземными рамами.}

После «Октября» книги Мьевиля приобрели для меня некоторое взглядоотталкивающее свойство. Ну то есть видеть я их видела, знать о их существовании знала, но, когда дело доходило до выбора следующей книжки, взгляд наотрез не останавливался ни на одной из них. Может поэтому, когда я вдруг задумчиво посмотрела на корешок «Рельсов», я поняла, что пора.
Эта книга – большая такая аллюзия на «Моби Дика» и песню революционных лет «Наш паровоз вперед лети». Если покопаться, есть там аллюзии и на другие произведения, и как минимум одна аллюзия-обманка, где Мьевиль начинает вписывать своего персонажа в синопсис «Робинзона Крузо», но потом, словно спохватившись, говорит читателю, что, впрочем, ничего подобного не было. И это сплетение памяток о знаменитых книгах, в сочетании с сюжетом, приятными персонажами и удивительным миром доставило мне массу удовольствия.
Главный герой книги – парень по имени Шэм. Он юн, наивен, неопытен и сам не знает, чем хочет заниматься. А мир книги манит возможностями приключений. Большая часть известного мира – это земля, вдоль и поперек изрезанная рельсами. И эта земля смертельно опасна для человека. Ходят слухи, что даже один шаг по земле рельсоморья может привести к гибели. Поэтому передвигаются по рельсоморью только на поездах. Торговых, военных, пиратских или кротобойных. Кротобойный поезд с гордым именем «Мидас» становится новым домом Шэма, во всяком случае на какое-то время.
Кротобойных поездов много. И у многих капитанов есть философия. И, если вы читали «Моби Дика», то вам не надо рассказывать в чем она состоит. Цель жизни таких капитанов – поймать и убить некую гигантскую тварь, с которой однажды уже пришлось столкнуться. Как правило, это крот, но может быть и какое-нибудь другое гигантское существо. Есть своя «философия» и у капитана «Мидаса».
Само повествование регулярно прерывается короткими главками-рассуждениями, которые что-то разъясняют читателю в этом невероятном мире. Сам Шэм немного раздражал меня своей нарочитой наивностью, но юность – черта преходящая, и Шэму волей-неволей приходится взрослеть, учиться принимать решения и сталкиваться с их последствиями.
Да, при чтении «Рельсов», я довольно четко сознавала, что этот мир железных дорог невозможен. Это не мешало чтению и ни капли не раздражало. Да, политические взгляды Мьевиля видны в этой книге невооруженным взглядом. И это тоже не мешало, скорее дополняло книгу. И это тот случай, когда невероятный коктейль из аллюзий, фантазии и убеждений, приправленный соусом из стимпанка и невозможного, оказался не просто удобоваримым, а превосходным.

[RoxiCrazy]

Александр Панчин. «Защита от темных искусств»

_{Не знаю, спасет ли моя книга чью-то жизнь, но я постарался сделать ее не только интересной, но и полезной, независимо от того, верите вы в мистику или нет. Мы поговорим об экстрасенсах и биолокации, астрологии и магии, демонах и кошмарах, левитации и телекинезе, свободе воли и чтении мыслей, смертельных проклятиях и целительстве, выходе из тела и ауре, смерти и воскрешении из мертвых и о многом другом. Где правда, а где вымысел? Какие научные исследования проводились по этим темам? Почему столь многие люди утверждают, будто сталкивались с необъяснимыми явлениями, и верят в сверхъестественное?}

Когда я открывала эту книгу, я ожидала что она окажется чем-то вроде «Мира полного демонов» Карла Сагана. Отчасти мои ожидания сбылись, но только отчасти. Александр Панчин, оперирует научными фактами и результатами работы коллег, но при этом, его высказывания звучат мягче, чем высказывания Сагана. В этой мягкости нет неуверенности, просто отсутствует категоричность. Панчин объясняет иногда юмором, иногда – с отчетливой печалью. И некоторые случаи о которых он рассказывает, действительно печальны.
Наш мозг – сложный, но не совершенный конструкт и временами ошибается. Но далеко не каждая такая ошибка является ошибкой в полной мере. Он может ошибаться вследствие болезни. Или ошибаться потому, что именно эта ошибка позволяла выживать в те далекие времена, когда «наши предки были крохотными существами, шнырявшими под ногами динозавров» (Ирина Якутенко). И мозг продолжает цепляться за эту ошибку, невзирая на то, что давно уже нет ни тех, ни аналогичных опасностей.
Но книга не только о таких ошибках, она затрагивает гораздо более широкий пласт – заблуждения. Заблуждение не становится фактом от того, что в него кто-то верит. Александр Панчин говорит о гаитянских зомби, астрологии, лозоходстве и других, сходных темах, в том числе, о «боли» многих и многих людей с научным складом ума – гомеопатии. Все темы раскрываются с точки зрения науки, с рассказами об исследованиях, опровергающих или подкрепляющих те или иные тезисы в книге.
Отдельно хочу отметить иллюстрации Алины Литвиновой. Очень красивые рисунки, с чуть не оккультным, на первый взгляд смыслом, символизируют именно заблуждения. И мне было интересно возвращаться к иллюстрации после прочтения главы и «расшифровывать» рисунок, сравнивая свои выводы с расшифровкой в конце книги.
«Защита от темных искусств» безусловно отличная просветительская книга. Но я в последнее время ловлю себя на том, что мне по душе более «узкие» книги научного и околонаучного жанра, пусть даже читать их тяжелее. Может дело в том, что достигнута та «точка невозврата», когда общих сведений уже мало. А может в том, что с частью фактов, которые Александр Панчин приводит здесь, я уже познакомилась в других книгах.

[RoxiCrazy]

Себастьян Барри. «Скрижали судьбы»

_{Родилась я в холодном маленьком городе. Даже горы от него отодвигались. Доверия у гор к этому темному местечку было не более моего.
Через весь город текла черная река, не проявляя к людям никакой милости и снисходя только до лебедей, – и лебедей там плавало много, а во время разлива они вертелись вместе с потоком, будто нырки какие.
Еще река несла в море всякий мусор, и некогда чьи-то вещи, ухваченные с берегов, и трупы тоже, хоть и редко – да и, случалось, бедных младенцев, чужой позор. Глубина реки и ее течение умели принять любую тайну.
Это я про город Слайго.
Слайго меня создал, Слайго меня и разрушил, но мне следовало бы гораздо раньше бросить все эти мысли про то, как меня создавали и разрушали человеческие города, и искать ответов только в себе самой. Весь страх и боль в моей жизни приключились потому, что в молодости я думала, будто другие люди – творцы моего счастья или несчастья. Я не знала тогда, что человек может выстроить целую стену из воображаемых кирпичей против всех тех ужасов и жестоких мрачных испытаний, которые обрушивает на нас время, – и стать, таким образом, творцом самому себе.
Теперь меня там нет, теперь я в Роскоммоне.}

Эта история, полная воспоминаний и печали, в общих чертах, напоминает детектив. Или даже судебное разбирательство. Здесь нет убийства, похищения или кражи. Хотя кража, пожалуй, есть. Только украдена была не вещь, не деньги, а целая жизнь.
Главная героиня, Розанна Клир, свидетельствует о своей жизни и событиях, приведших её в психиатрическую лечебницу, где она провела большую часть своей жизни. Словам Розанны противостоит свидетельство отца Гонта, который рассказывает ту же историю, только с другими акцентами и другими событиями.
Большую часть книги, я полагала, что судьей в этом разбирательстве является читатель. Потому что доктор Грен, главный врач, хоть и предпринимает попытки узнать подробности того, как Розанна оказалась в клинике для душевнобольных, больше поглощен собой, нежели судьбой своих пациентов. Розанна уже очень стара и не особенно идет на контакт. И, её можно понять. Она записывает свое «Свидетельство» на листках, которые прячет под половицей. Она предпочитает довериться бумаге, нежели людям, потому что, чуть ли не единственным уроком, который раз за разом преподносили ей люди, был урок недоверия.
И, я бы очень хотела написать, что урок ей «преподносила жизнь». Но поступки людей, тем более, когда они определяют жизнь другого человека – это человеческие поступки. Не жизнь. Фразы типа «такова жизнь», «такова судьба» чаще всего оказываются удобным эвфемизмом, призванным замаскировать роль одного конкретного человека или группы людей, своими поступками и решениями, разрушающих жизнь и «судьбы» других людей.
Вся наша история – свидетельствует о том, как легко перестать видеть человека в человеке, ради оправдания собственных нелицеприятных поступков. Причины можно найти всегда. Другое вероисповедание, цвет кожи, пол – чем угодно можно прикрыть собственную жестокость, жажду разрушения или самоутверждения. И вынести приговор.
Но, к слову о приговоре. Что касается этой книги – судья все же не читатель. Хотя никто не помешает читателю сделать собственные выводы. Да и главным героем внезапно становится уже не Розанна. Эта смена главного действующего лица стала для меня сюрпризом. Хотя твист, который привел к этой смене меня не удивил. Предсказуемость сюжетных поворотов не всегда признак плохого качества. Иногда это признак того, что все идет как надо, пусть даже отдает немного мелодрамой.

[RoxiCrazy]

Для многих уже не секрет, что у меня есть блог, в котором я публикую все тоже самое что и здесь. И немножко сверх того. И вот после моего очередного "сверх" Руслан мягко намекнул мне, что я редиска, и надо бы форумчанам тоже быть в курсе моей коллекции Таро, о которой я начала рассказывать в блоге.
Но тут не так удобно публиковать множество картинок, которые сопровождают мои публикации в блоге, так что подумав и взвесив я решила делиться просто ссылками на публикации. Не ради рекламы, а экономии времени для).
О колодах я рассказываю в порядке поступления и мои рассказы не про гадание и то, что называется "работой" с Таро, а про ассоциации и эмоции.

Таро Черный Гримуар
Таро Долины Миражей
Таро Индейцев Америки (у индейцев Таро конечно же не было, просто Таро про индейцев, скажем так)
Таро Заповедного Леса

ПыСы. Я не гадаю.

[RoxiCrazy]

Дани Лаферьер. «Почти забытое искусство праздности»

_{Книга о том, как насытить жизнь радостью, впитывая красоту и уникальность каждого мгновенья.
Дани Лаферьер, канадский писатель гавайского происхождения, член Французской Академии и лауреат престижных премий, утверждает, что овладеть искусством праздности не так просто, как может показаться, и это искусство не терпит лени.
Умение любить окружающий мир — от цветка до бескрайнего моря, от Песни Песней до Борхеса — способен обрести лишь тот, чье сердце открыто и искренне, ум пытлив, а взгляд наблюдателен.
Книга, которую вы держите в руках, — это радость, бьющая через край, побеждающая все невзгоды и тяготы жизни.
Из аннотации в интернет-магазине.}

Не знаю, как вы, а я, прочитав такую аннотацию решила, что эта книга этакое пособие по насыщению жизни радостью. Название больше ассоциировалось у меня с неспешностью, которой временами так не хватает в нашей жизни. А теперь, когда «Искусство праздности» я прочитала, с большой уверенностью могу сказать, что на самом деле эта аннотация – попытка дать оценку автору. Не книге.
«Почти забытое искусство праздности», это сборник эссе. Заметок-размышлизмов личного характера. И стихов, переведенных прозой, но наполненных поэзией и светом. Воспоминания о детстве и мысли о современности. И да, это все можно назвать праздными размышлениями, потому что такие размышления возможны только в случае замедления. Когда человек не бежит, не торопится, а отходит в сторону, сознательно выпадает из потока нетерпения и спешки и занимает позицию наблюдателя.
И став, хотя бы на мгновение, наблюдателем, можно увидеть, услышать, ощутить то, на что при движении в обычном ритме человек не обращает внимание. Увидеть вязь перистых облаков, покрывающих небо. Услышать пение птиц, прорывающееся сквозь завесу городского шума. Ощутить тонкие ароматы весенних цветов. Полюбоваться первыми мазками осенних красок в кронах деревьев. Но это все о мгновениях праздности. Не о книге.
Детские воспоминания и размышления о расизме, войны и книги. Заметки о любимых писателях и случайных, одномоментных знакомствах. Фразы и абзацы, которые хочется забрать в цитатник и отдельные высказывания, способные стукнуть по триггерам. Все эти размышления очень личные и откровенные. Заметки собраны по разделам, но есть темы, которые переходят из раздела раздел, не перебивая, впрочем, темы заданной заголовком.
И мне понятно, почему аннотации дают оценку в первую очередь Лаферьеру. Здесь нет сюжета, за который можно зацепиться. Нет практических советов. «Искусство праздности» это, словно и не книга вовсе, а блог в обложке. Вот и вынуждены аннотаторы цепляться к личности, выуживая пользу для читателя.
И нет, я не могу сказать, что пользы в этой книге нет. Ведь чтение само по себе, если человек читает для собственного удовольствия, а не в угоду моде, это, если можно так выразиться, социально приемлемый вариант праздного времяпровождения. А книга «Искусство праздности» это возможность посмотреть на мир глазами другого человека.

[RoxiCrazy]

Филип Дик. «Человек в высоком замке»

Альтернативная история о том, как все могло быть, если бы Вторая Мировая закончилась иначе. Каким был мир, если бы победили Германия и Япония? Думаю, вряд ли таким, каким изобразил этот мир Филип Дик.
Германия отчаянно двигает прогресс, осваивает космос и охотится на уцелевших евреев. Япония… если честно я не совсем поняла, чем занята Япония в этом мире. Большая часть персонажей, проживающих на японских территориях в Америке сверяются с «Книгой перемен». Причем тут китайский оракул? Ну… в книге это объясняется тем, что у японцев все заимствованное, они не способны к созиданию, и потому коллекционируют предметы, связанные с историей побежденных Соединенных Штатов. Всякие там джазовые пластинки, часы с Микки-Маусами и оружие времен Гражданской войны.
А ещё в этой книге есть своя альтернативно-историческая книга. Она называется «И пусть наестся саранча» и рассказывает о том, что было бы если бы все было наоборот. Только это несколько другое наоборот, чем то, что мы видим и знаем. Она запрещена на территориях, принадлежащих Германии, и не запрещена на территориях Японии. Немцы почитывают её тайком, а японцы и не-японцы открыто и начиная примерно с середины книги активно обсуждают. Вот это и является смыслообразующей основой. Коллекционирование, И-Цзин и книга, написанная с помощью этого оракула.
Суждение, высказанное о Японии в стиле «зато у них не было печей и газовых камер» вызвало у меня саркастическую усмешку. Зато была «Дорога Смерти» и эксперименты по вскрытию живых людей. С целью познания видимо. То ли Филипп Дик этого не знал, то ли историю просто пишут настолько победители, что об этих самурайских деяниях даже слухов не осталось.
Про персонажей ничего не скажу. Их довольно много для такой небольшой книги и ни один из них не вызвал у меня интереса. Их истории довольно обрывочны, и, этого достаточно, для того, чтобы высказать главную мысли книги: «Германия и Япония проиграли». Они проиграли бы даже если выиграли.
Я не могу сказать, что мне эта книга не понравилась. И не могу сказать, что понравилась. Она мне никак. Причем настолько никак, что мне даже лень искать цитату для эпиграфа. Я вряд ли буду её перечитывать. Это просто ещё одна прочитанная книга, не более того.

[RoxiCrazy]

Кристофер Прист. «Опрокинутый мир»

^{«За пределами Города…» Значит, мне предстоит выйти за его стены, значит, мне как ученику гильдии станут доступны места, доселе запретные для меня и поныне запретные для большинства жителей Города. Ясли полнились слухами о том, что же находится за пределами Города, и мне самому доводилось строить на этот счет самые невероятные домыслы. Рассудок подсказывал мне, что явь не угонится за нашими фантазиями, и все равно передо мной раскрывались перспективы ослепительные и страшные. Неспроста гильдиеры набросили на них плотные покровы тайны: вероятно, за стенами Города скрывается что‑то столь ужасное, что за разглашение природы этого ужаса возможна лишь одна достойная кара – смертная казнь…}

Этот мир на первый взгляд ещё более не реален, чем мир «Рельсов». Только вместо «Наш паровоз вперед лети» здесь скорее «Наш паровоз вперед ползи». И не паровоз, а целый город. Но ползти он должен. Это залог выживания.
Город – это некая многоуровневая конструкция, в недрах которой скрыт целый ядерный реактор, во всяком случае горожане свято верят в его существование, ведь что-то дает им энергию. Передвигается Город на 4-х парах рельсов (не спрашивайте). С помощью канатов (тоже не спрашивайте, это фантастика, тут все что угодно может быть).
Город ползет на север, в погоне за неким недостижимым оптимумом. Его вовсе не обязательно достичь. Но важно держаться к нему поближе. Почему оптимум смещается к северу никто не знает. Но вся жизнь и философия Города и его обитателей посвящена вечному движению вперед, которое обеспечивается слаженной работой существующих в городе гильдий.
Есть путейцы. Они занимаются рельсами, по которым ползет город. С помощью аборигенов, которых нанимают работать фактически за еду они разбирают рельсы южнее города и снова собирают к северу. Есть движенцы. Эти отвечают за передвижение всей махины. Есть мостостроители и стражники. А есть – разведчики будущего.
И, если гильдейцы (гильдиеры) свято верят в то, что движение – это единственное что может спасти Город, то простые горожане в этом уверены не так сильно. Но гильдиеры – единственные, кто бывает достаточно далеко за пределами Города, чтобы не просто верить, а знать. Но где гарантия, что мир на самом деле таков, каким они его видят? Ведь знание в большинстве случаев вещь субъективная.
Так что в целом, эта книга не про фантастику. Она о том, что истина всегда больше правды и увидеть хобот, не значит увидеть слона. И не каждому человеку доступно распознать ложь в том, что он привык считать правдой. Даже когда «правда», в которую он верил, уже опровергнута.

[RoxiCrazy]

Стивен Кинг. «Мистер Мерседес»

_{Ходжес смотрит эту передачу чуть ли не каждый будний день с тех пор, как ушел на пенсию, отслужив свое в полиции, и думает, что ведущий слишком умен для этой работы, которая напоминает ныряние в канализационный коллектор с аквалангом, но без гидрокостюма. Он думает, что ведущий из тех мужчин, которые иногда совершают самоубийство, а потом друзья и близкие родственники говорят, что и представить себе не могли, будто что-то не так, и вспоминают, каким веселым он был при их последней встрече.
При этой мысли Ходжес вновь рассеянно похлопывает по револьверу. Это модель «Виктория». Стар да удал. На службе его табельным оружием был «глок» сорокового калибра. Пистолет Ходжес купил – в этом городе считалось, что полицейские должны сами покупать себе табельное оружие, – и теперь он лежит в сейфе в спальне. В сейфе. А значит, в безопасности. Ходжес разрядил его, положил в сейф сразу после церемонии проводов со службы и с тех пор ни разу на него не взглянул. Никакого интереса пистолет у него не вызывает. А вот «тридцать восьмой» он любит. Испытывает сентиментальную привязанность, но дело не только в этом: револьвер никогда не заклинивает.}

Внезапно, а может и не очень внезапно, детектив от Стивена Кинга. Как я уже не раз говорила, я не очень люблю этот жанр. Но я люблю, когда автор не замыкается в рамках одного-двух жанров, а исследует смежные, а иногда и далекие от привычных границ. Так что сразу оговорю, что мистики в этой книге нет ни капли. Но это по-прежнему знакомый и привычный Кинг. Он по-прежнему дотошен и убедителен.
Все начинается с убийства. Некий безымянный преступник врезается в толпу безработных, с ночи занявших очередь на биржу труда. Погибло 8 человек, а преступника не нашли. Он оказался слишком умен, чтобы не оставить следов. Но спустя некоторое время, детектив на пенсии Ходжес который вел это дело, получает письмо. От Мерседеса-убийцы, как прозвали «маньяка» газетчики и полицейские.
Почему слово «маньяк» в кавычках? Потому что Мистер Мерседес не маньяк в привычном смысле этого слова. Он слишком умен и до поры до времени умеет сдерживать свои порывы и оценивать опасность или необходимость тех или иных поступков. «Точку невозврата» он проходит на глазах у читателя. Детектив Ходжес из тех людей, которые выходя на пенсию, теряют смысл жизни. Письмо, написанное ему Мерседесом-убийцей, помогает ему снова найти этот смысл, хотя преследовало совсем другую цель.
Мне было интересно читать. Как я уже сказала – это по-прежнему Кинг. Здесь нет мистики, но есть голоса, звучащие в головах героев, что вполне объяснимо с точки зрения психологического состояния. Здесь нет монстров, тянущих лапы к мирным прохожим из водопроводных стоков и темных подвалов, но есть монстры в человеческом обличье.
Стивен Кинг – один из немногих авторов, которые умеют сделать зло в своей книге убедительным. Он переключается между детективом Ходжесом и Мистером Мерседесом и наглядно показывает их противостояние. То есть Кинг показывает читателю искомого преступника практически с самого начала. Показывает в своей непередаваемой манере. И Мерседес-убийца не вызывает никаких положительных чувств. Он мерзок, как любой человек, поставивший свой ум на службу низменным побуждениям.
И, в итоге, ужас в этой книге не про то, что в мире есть необъяснимые силы. Ужас в том, что любой человек рядом на самом деле может оказаться монстром. Улыбчивый и доброжелательный продавец сахарной ваты. Мастер по починке водопровода. Милый и разговорчивый сосед. Кто угодно. Монстры живут среди нас, мы это знаем. Но существует ли надежная возможность распознать их под личиной добропорядочности?
У этой книги есть продолжение, и я его конечно же прочитаю. Чуть позже.

[RoxiCrazy]

Таро Ночного Солнца
Таро Барбьери
Таро Божественного Наследия
Черное Таро
Таро Бардо Тхедол

[RoxiCrazy]

Исигуро Кадзуо. «Остаток дня»

^{Предложение это обрушилось на меня так неожиданно, что я, право, не знал, что и сказать. Помнится, я поблагодарил его за заботу, но, видимо, не ответил ничего определенного, потому что хозяин продолжал:
– Я серьезно, Стивенс. Мне и в самом деле кажется, что вам следует отдохнуть. Бензин я вам оплачу. А то вы, ребята, всю жизнь торчите в этих старых особняках, всегда при деле, так где же вам выкроить время поездить по своей прекрасной стране?
Хозяин не впервые заговаривал на эту тему; больше того, это, кажется, по-настоящему его беспокоит. На сей раз, однако, мне прямо на стремянке пришло в голову, как можно было бы ответить — ответить в том смысле, что лица нашей профессии, хотя и нечасто видят страну, если понимать под этим поездки по графствам и осмотр достопримечательностей, на самом деле «видят» больше Англии, чем многие прочие, благо находятся в услужении там, где собираются самые важные дамы и господа государства. Разумеется, все это я мог изложить мистеру Фаррадею, лишь пустившись в объяснения, которые, не дай бог, показались бы самонадеянными. Посему я ограничился тем, что просто сказал:
– Я имел честь видеть лучшее, что есть в Англии, на протяжении многих лет, сэр, в стенах этого дома.
Вероятно, мистер Фаррадей меня не понял, потому что продолжал:
– Нет, в самом деле, Стивенс. Чтоб на собственную страну да не посмотреть – это никуда не годится. Послушайте моего совета, выберитесь из дому на несколько дней.
Как и следовало ожидать, в тот раз я отнесся к предложению мистера Фаррадея недостаточно серьезно, посчитав это очередным проявлением незнакомства американского джентльмена с тем, что принято и что не принято в Англии. Потом я, правда, изменил отношение к этому предложению, больше того, идея автомобильной поездки на Западное побережье овладевает мной все сильнее.}

В «Искусстве чтения» Фостера отдельная глава посвящена «Странствию рыцаря». Тому как распознать этот сюжет и чего от него ожидать. Главный герой отправляется в путешествие. Точнее его туда отправляет кто-то обладающий большей властью. Рыцаря отправляет король. Сына – родители. А кто может отправить в путешествие дворецкого? Конечно, хозяин. И нужды службы.
Отправляясь в путешествие, главный герой, мистер Стивенс терзается сомнениями. С одной стороны – его поездка инициирована хозяином. С другой, сама мысль о том, чтобы съездить куда-нибудь «просто так» чужда человеку, который практически никогда не покидал место своей работы. Он придумывает себе цель. И путешествие из пункта А в пункт Б превращается ещё и в путешествие в прошлое.
Размеренное повествование, воспоминания, перемежаемые со «здесь и сейчас», размышления о том, каким должен быть хороший дворецкий… И осознание того, какой степени самоотречения требует эта профессия. Разумеется, это осознание приходит не к мистеру Стивенсу, а к читателю. Путешествие приоткрывает завесу, и дворецкий превращается в человека, чтобы потом, в самом конце, снова превратиться в дворецкого.
И, я не знаю, что ещё можно здесь сказать. Мне безусловно понравилась эта книга. Она, как и ранее «Не отпускай меня», взяла меня за душу, но очень бережно и безболезненно. Но что касается сопереживания… Сопереживание возможно лишь когда и тот, кто сопереживает, и тот, кому сопереживают испытывают схожие чувства. Мистер Стивенс как будто не видит тех развилок собственной судьбы, которые может увидеть читатель, а может, не позволяет себе их увидеть.
Чуть выше я сказала, что он не сожалеет. Но это не совсем так. Он не сожалеет об упущенных возможностях. Но сожалеет о других вещах. Достигнув дзена в принятии собственного пути и последствий собственных решений, он не может принять отношения общественности к своему прежнему хозяину. И не может не сравнивать свое «теперь» со своим «тогда».
И лично я, никогда ранее не смотревшая на дворецких встречавшихся мне в книгах с такой точки зрения, поняла для себя, что быть дворецким – это не работа, это служение. Быть хорошим дворецким – это самоотречение. А мистер Стивенс, как мне кажется, хороший дворецкий, хотя сам он такого о себе, разумеется не говорит.

[RoxiCrazy]

Нейл Уильямс. «История дождя»

_{Чем дольше мой отец пребывал в мире сем, тем крепче верил, что грядет мир иной. Такая вера зиждилась не на убеждении, что сей мир уже не спасти, — не зная точно мысли отца, могу лишь предположить, что ему приходило в голову нечто подобное, — а, скорее, на представлении, что должен существовать лучший мир, где Бог исправил Свои ошибки, и в этой второй редакции Сотворенного Мира мужчины и женщины живут, не зная отчаяния.
Мой отец нес бремя неподъемных стремлений. Хотел, чтобы все стало лучше, чем есть, — начиная с самого себя и заканчивая миром сим. Может быть, такое желание объяснялось тем, что мой отец был поэтом. Возможно, все поэты обречены на разочарование. А оно, скорее всего, вызвано тем, что поэты часто смотрят на мир сквозь розовые очки. Я еще не во всем разобралась. Не знаю, чернит ли время человеческую душу или заставляет ее сверкать. И не уверена в справедливости утверждения, что лучше смотреть вниз, чем вверх.
Мы — это повествования о нас. Мы рассказываем их, чтобы самим оставаться живыми или чтобы живыми оставались те, кто ныне существует только в повествовании. Мне кажется, так, пусть и на короткое время, остаемся живыми мы оба — и рассказчик, и тот, о ком идет речь.
В Фахе каждый человек — длинное повествование.}

Обычно активно нахваливаемые книги меня разочаровывают. Множественные похвалы читателей заставляют ждать от книги большего, а большего обычно не случается. Поэтому я выжидаю какое-то время, чтобы завышенные ожидания не отравляли восприятие. Иногда это даже получается. С «Историей дождя» выдержать карантин не получилось – я взяла эту книгу в дорогу. И ни разу об этом не пожалела.
Эту историю рассказывает юная девушка. Она не говорит о своем возрасте, как и не озвучивает свой диагноз, из-за которого не выходит из дома. Она может преувеличивать и дополнять факты собственными выдумками. Она рассказывает историю своего отца. Но на самом деле она рассказывает ещё и историю своей семьи, и свою собственную. А ещё историю книг, которые никогда не были опубликованы и хранятся (а одна из них – нет) среди обширной семейной библиотеки.
Рут делится мыслями и воспоминаниями, и пишет, пишет, пишет… Словно пытается овеществить свою семью, своих соседей, то что видит и себя саму. Она дает почитать свои записи, как правило, изымая те листы, которые касаются читателя. Потому что в глазах другого человека – мы всегда другие. Не такие, какими воспринимаем себя сами. И чужой взгляд может обидеть, даже если не несет ничего негативного.
Это ещё одна книга, чтением которой я наслаждалась и которую я буду перечитывать снова и снова. Свободнотекущее повествование с заводями и водоворотами подобно реке, на берегах которой и происходят события, и к которой Рут возвращается снова и снова. Река притягивает членов семьи Рут. Река снова и снова возникает в книге, причем не только в качестве ландшафтного фона.
«Наша кровь – это река» пишет Рут. Это предложение – отдельная глава, и потому не запомнить ещё невозможно. «Если наша кровь, это река, то где море?» спрашивает Рут чуть позже. А потом, спустя много страниц: «Моя кровь болит». Река, как и кровь, объединяет поколения этой семьи. И да. Она болит.
В этой книге присутствует что-то от магического реализма. Река, текущая через повествование. Сама семья, живущая на берегах этой реки. Дождь. Книги отца, окружающие Рут и в которых она пытается его обрести… Хотя по большому счету, подкрепить это свое ощущение, этот привкус нереальности, который я ощущала на протяжении всей книги мне нечем.
И, пожалуй, я могу написать ещё много разных, мало связанных между собой абзацев об этой книге. Рассказать подробнее об иронии, с которой повествует Рут. Или её едкости. О страхе, который иногда сквозит между строк, но прорывается только в самом конце. О Заглавных Буквах, которыми она выделяет слова, подчеркивая их значимость. Да мало ли ещё о чем. Но, пора заканчивать.
«История дождя» отозвалась во мне множеством эмоций. И, как мне кажется, у этой книги есть ещё много граней, которые я не успела рассмотреть. Думаю, при следующем прочтении я найду в ней ещё что-то. И, может быть, захочу рассказать о ней ещё раз.

[RoxiCrazy]

Стивен Кинг. «Кто нашел, берет себе»

_{В этот день лед еще сковывал речку, но выглядел хрупким, а кое-где на нем появились большие желтые пятна, словно какой-то великан остановился на берегу, чтобы помочиться. Пит ступить на лед не решился. Он бы не утонул — вода доходила разве что до щиколоток, — но не испытывал ни малейшего желания возвращаться домой и объяснять, почему у него мокрые носки и брюки. Он сел на упавшее дерево, бросил несколько камушков (маленькие подпрыгивали и скользили по льду, большие проваливались сквозь желтые пятна), потом какое-то время разглядывал небо. С запада на восток плыли пушистые облака, скорее весенние, чем зимние. Одно напоминало старуху с горбом (или с рюкзаком), второе — кролика, третье — дракона. Еще одно…
Его отвлек мягкий, глуховатый удар, послышавшийся слева. Он повернулся и увидел, что рухнула нависавшая часть откоса, которую неделю размягчал тающий снег. Обвалившаяся земля обнажила корни и без того опасно накренившегося дерева. А под корнями появилось некое подобие пещеры, и, если он не ошибался — если это была не тень, — в пещере что-то лежало.}

Вторая книга из трилогии про Билла Ходжинса. Правда, она не совсем про Билла Ходжинса Точнее, совсем не про него. Детектив-пенсионер объявляется в этой книге только к середине, и хотя и принимает деятельное участие в сюжете, является скорее персонажем, призванным напомнить, что история, начатая в первой части ещё не закончена.
Здесь две основных линии. Одна – линия Морриса Беллами, преступника, который ограбил и убил писателя-затворника, забрав с собой из его дома деньги, а также все черновики книг, которые автор писал «в стол». Избавился от двух своих подельников. И спрятал записные книжки писателя вместе с деньгами. А затем – получил пожизненное за другое преступление, которого даже не помнил.
Вторая линия – линия Питера Зауберса, подростка, который эти записные книжки нашел. Вместе с деньгами, разумеется. Отец этого парня пострадал при наезде у Центра Занятости, когда Мистер Мерседес, преступник из первой книги трилогии, врезался на угнанной машине в толпу. С того момента, медленно, в семье Зауберсов нарастали проблемы, грозившие потопить её. И Питер, с помощью найденного «клада» нашел способ спасти семью. А несколько лет спустя Моррис Беллами выходит на свободу.
Эта книга, уже не детектив, а ещё одна история, напоминающая, что людям не нужны паразиты, захватывающие разум, одушевленные здания и монстры. Они сами умеют создавать кошмары наяву, с помощью одно лишь запредельного эгоизма.
Кажется, что эта история завершена. Пока она для меня выглядит как история-связка между первой и третьей книгой трилогии, но остается вопрос: почему именно эта история? Так что я не слишком удивлюсь, если в заключительной части трилогии получу какое-то продолжение и этой истории тоже.

[RoxiCrazy]

Дэниел Левитин. «Путеводитель по лжи»

_{За последние пять лет мы создали больше искусственной информации, чем за всю предшествующую историю человечества. К сожалению, наряду с истинным знанием есть много того, что знанием назвать нельзя: сайты, видео, книги и социальные сети. И это не просто новая проблема. Дезинформация известна человечеству на протяжении тысячелетий, о ней говорили в библейские времена, существовала она и в Классической Греции (V–IV вв. до н. э.). Уникальная проблема, с которой мы столкнулись сегодня, состоит в том, что дезинформация очень быстро распространяется, а ложь может стать мощным инструментом в формировании социальной и политической стратегии, ошибочных путей развития которых мы могли бы избежать.}

Мы живем в мире, где ложь легко принять за правду, а обнаружить правду в потоке полуправды и лжи очень трудно. Я далека от мысли, что раньше с этим дело обстояло лучше. Ко лжи ради собственный выгоды или просто привлечения внимания прибегали и раньше. Просто сейчас на среднестатистического человека приходится гораздо больше единиц информации. Притом, что «среднестатистический» судя по «Путеводителю» понятие весьма и весьма растяжимое. А фильтровать потоки информации умеют очень немногие.
Графики и гистограммы, призванные показать информацию более наглядно, бывает, вводят в заблуждение, особенно тех, кто не обращает внимание на значения осей и разрывы в этих значениях. Этому посвящена отдельная, и очень наглядная глава. Ещё Левитин рассказывает о том, что такое «среднее», какие факторы вызывают его смещение и какие виды кроме среднего арифметического могут использоваться. О статистических погрешностях. О том, как просчитать вероятность того или иного события.
Эта книга неплохой вклад в копилку критического мышления. Но мне наотрез не понравилось то, как Дэниел Левитин преподносит эту информацию. Местами он начинает «учить» более эффективному обману и введению в заблуждение. Я понимаю, что это ирония, а не урок. Но все равно такие моменты мне хотелось пролистать.

[RoxiCrazy]

Таро Безумной Луны
Квантовое Таро, версия 2.0
Таро Вуду
Таро Афроамериканцев

[RoxiCrazy]

Виктор Франкл. «Сказать жизни да! Психолог в концлагере»

_{Психологический анализ требует от исследователя некоторой дистанции. Но имел ли необходимую дистанцию психолог-заключенный, скажем, по отношению к переживанию, которое он должен был наблюдать, имеет ли он эту дистанцию вообще? Такую дистанцию мог иметь внешний наблюдатель, но она была бы слишком велика, чтобы делать достоверные выводы. Для находящегося «внутри» дистанция, наоборот, слишком мала, чтобы судить объективно, но все-таки у него то преимущество, что он – и только он! – знает всю остроту переживаний, о которых идет речь. Вполне возможно, даже вероятно и уж во всяком случае не исключено, что в его представлении масштабы могут быть несколько искажены.}

Это маленькая, написанная очень легким языком, книга о травматичном опыте выживания в концлагере. Кусочек жизни человека прошедшего круги ада, созданного для людей на земле. Горько и больно это признавать, но созданного тоже людьми, которые решили, что имеют право определять судьбы других.
Виктор Франкл разделил пребывание в концлагере на этапы и рассказал о разных аспектах каждого из них. Прибытие, пребывание, освобождение. Выживание на каждом этапе – это безумная смесь безысходности и везения. Надежда, которая меркнет, по мере погружения в ужасающую реальность концлагеря, но все же не покидает, остается крохотным огоньком внутри. Сны, из которых не хочется возвращаться в реальность. Усилия, которые каждое утро требуются для того что бы встать с нар. Голод, который невозможно утолить теми жалкими крохами, которые доставались заключенным. И неверие в то, что все закончилось, когда, наконец, пришло освобождение.
Но закончилось ли? То, что происходило в концлагерях, то, что творили там с людьми, могут принять разве что только те, кто находились «по ту сторону» хлыстов и печей. Но как скоро человек освобожденный сможет понять, осознать и принять то, что мучений больше не будет? И, если в концлагере людям часто не хотелось просыпаться, потому что им снилась жизнь, в которой не маячили за спиной газовые камеры, голодная смерть и побои, то как скоро после освобождения память о пережитом перестанет преследовать их во снах?
«Сказать жизни да!» тонкая книга карманного формата. И более того, здесь есть ещё небольшая пьеса, которую я не стала читать сейчас, то есть фактический объем книги весьма невелик. Но все же её было сложно читать, как почти любое повествование о том, на что способны люди, заполучившие власть. Но это было. Это наше, общечеловеческое прошлое, о котором нельзя забывать. Хотя бы для того, чтобы оно не повторилось.

[RoxiCrazy]

Фани Виталь. «Птица на привязи»

_{На улицах этого мёртвого города я натыкаюсь на обкуренные лица прохожих, больше похожих на призраки, выплывающие из дыма, чем на людей. В моду вошли веера, брызгалки и марлевые повязки, но ничего не спасает. Жара стоит адская, и где-то недалеко от города вот уже третье лето горят торфяники, посылая на нас проклятье удушья. Немилосердный дым чадит своим кадилом, выкуривая из города, как ему думается, всю нечисть. Все, кто мог свалить отсюда в это лето, давно свалили: чиновники отправились на свои Канары, лицедеи на театральные гастроли, а те, кто не спрятался, я не виноват — сердечники гибнут пачками от голода, сурового кислородного голода.
И тут — надо же такому случиться — вдруг пропали мои родители…}

В отличие от многих других книг «Птица на привязи» в списке покупок и списке на прочтение висела не так уж долго. Эту книгу я взяла в руки с некоторой опаской. С книгами наших авторов у меня так почти всегда. По аннотации в магазине я ждала что-то на грани хоррора, мистики или городского фэнтези. А может и за гранью. Но, как это обычно случается, все оказалось проще чем я ожидала.
Есть девушка с двумя высшими образованиями, отсутствующей на данный момент работой, и пытающаяся узнать, что случилось с родителями, которые живут и работают в Африке где не так давно произошел теракт. Узнать не получается. Родители трубку не снимают, в посольстве ничего не знают. Родной дедушка, который тоже мог бы пошевелиться что-нибудь разузнать, отмахивается, мол, не гоношись, все в порядке не в первый раз им некогда на звонок ответить. Попытка взять визу и самой съездить и узнать, ни к чему не приводит – визу девушке не дают. По версии (Ф)Ани во всем виноват затянутый смогом город М., который не хочет её, Аню, выпускать из своих цепких лап.
Местами это все выглядит настолько глупо, что даже перестает казаться забавным. Но виртуозные и очень внезапные матозаменители Ани очень поддерживали во время чтения. И если вначале ещё были мысли на тему «а может и не стоит это читать?», то после четверти книги они как-то улетучились и больше не возвращались.
Ещё Аня знакомится с интересной девушкой по имени Гера. Гера то возникает в жизни Ани, то исчезает. И все это отдаленно напоминает «Бойцовский клуб» Паланика, чего Фани Виталь нисколько не скрывает. Она даже указывает на это сходство, а её героиня начинает сомневаться в собственной вменяемости, потому что тоже читала эту книгу. Все это придает повествованию едва уловимый налет магического реализма, хотя ни магического реализма, ни мистики, ни тем более хоррора в книге нет.
По итогу, общее впечатление после прочтения было очень приятным. Но я отдаю себе отчет в том, что книга просто попала под настроение, когда мне не хотелось никакой особенной глубины, сложносконструированных персонажей и многогранности образов. И хотя я вряд ли однажды перечитаю эту книгу, под обложку ещё не раз загляну, чтобы освежить в памяти некоторые словесные обороты.

[RoxiCrazy]

Профукала я свою читательскую субботу, буду исправляться)

Ицуки Хироюки. «Капли Великой Реки»

_{Есть такое выражение: «капли дождя на иссохшую почву». Именно оттого, что иссушенная земля без влаги покрывается шрамами трещин, обычные дождинки кажутся небесным нектаром. Именно оттого, что вокруг тьма, единственный далёкий огонёк заставляет сердце трепетать.
Все мы изначально убеждены, что жизнь светла и радостна. Мы думаем, что такой уготовило её для нас общество. Но это ошибка.
«В слезах мы в этот мир приходим», — обронил герой шекспировского «Короля Лира». Вот и я здесь не устаю это повторять. В битве, где сильные пожирают слабых, в бессмысленной и смешной пьесе, разыгрываемой на сцене в масштабах земной сферы, каждый из нас участвует не по своей воле, ведь нас туда выталкивают, не спрашивая. «Крик новорождённого младенца — это одинокий голос человека, охваченного ужасом и тревогой» — вот что хотел сказать блуждающий по продуваемой ветрами равнине король Лир.}

Ещё одна попытка если не подружиться с японской литературой, то хотя бы найти автора, которого я буду читать с интересом. «Капли Великой реки» это по сути ещё одна книга блогового типа, где автор, в коротких эссе, делится своими размышлениями. У Ицуки Хироюки все так или иначе кружится вокруг жизни, её смысла и смерти.
В самом начале книги автор признается, что дважды задумывался о самоубийстве. Первый раз в довольно юном возрасте, второй – в более зрелом. Позже он возвращается к теме самоубийства, ужасаясь данным статистики. Во-первых, количеству самоубийств в Японии. Во-вторых, тому, что согласно опросам, довольно много школьников хотя бы раз думали о том, чтобы свести счеты с жизнью. «что ж это за жизнь такая, что ж это за мир такой» ужасается он. Разумеется, это не единственное, чему он поражается и ужасается. Но это запомнилось лучше всего.
Ещё Ицуки Хироюки очень не рекомендует ходить к врачам. Сам он посещает только стоматолога и утверждает, что организм сам справится практически со всеми недомоганиями. А медицина, для крайних случаев. Вопрос своевременности в тех самых крайних случаях его по-видимому не волнует. И вообще все индивидуально. С индивидуальностью он конечно же прав, но несколько страниц спустя автор переходит к вопросу питания. И рассказывает, что его вдохновило высказывание о том, что после 30-ти человек должен наполнять свой желудок на 80 (кажется) процентов. Размышляя об этом он пошел дальше. Все вехи и проценты я уже не помню, но после 90 лет желудок следует наполнять на 10 процентов. Всем людям, без исключений. Сам Хироюки (или Ицуки) в соответствии со своей шкалой наполняет свой желудок на треть. Остается надеяться, что он не морит голодом свою супругу, которую упоминает в книге.
Я могла бы читать и дальше, и даже дочитать книгу до конца. В ней есть довольно интересные размышления, красивые философские высказывания и образы. Например, само название – это образ человечества. Все люди – это капли реки под названием жизнь.
Но я скисла. Какими бы красивыми не были некоторые образы в книге, какими бы верными не были некоторые утверждения, автор книги не имеет права навязывать субъективный опыт и субъективные мысли читателю. «Делай как я» то и дело проскальзывающее в книге – это именно навязывание. «Те, у кого мы учимся, по праву называются нашими учителями, но не каждый кто учит нас, заслуживает это имя». Если я правильно помню, это сказал Гете. В школьные годы я процитировала это высказывание своей учительнице математики. Сейчас остается только повторить.

[RoxiCrazy]

Дэвид Дж. Питерсон. «Искусство создания языков»

_{Хобби есть хобби. Люди что-то делают, потому что им нравится. Некоторые хобби могут в итоге, привести чему-то большему (рисование, писательство, скульптура, спорт и т. д.). Конструирование языков – хобби, про которое даже в 2009-м никто из сообщества не думал, что это что-то реальное. Отчасти это пошло от личный история старших конлангеров. Родители, которые заставали своих детей за созданием языков, считали это занятие настолько странным, что были уверены, что это показатель какого-то психического нарушения. Эсперантисты и другие защитники вспомогательных языков считали эту практику контрпродуктивной и глупой. Лингвисты поочередно высмеивали эту практику (обна из лингвистических работ, в которой хоть сколько-нибудь глубоко обсуждается создание языков – это «Чокнутые любители языка» Марины Ягелло 1984 года, и вы можете судить по названию, насколько эта работа глубока). На Конланге у участников принято говорить о своём творчестве с использованием тех же терминов, в которых гомосексуалы говорят о своей гомосексуальности. Открыть своим родителям, друзьям или коллегам, что ты конструируешь языки, до сих пор называется «каминг аут».
Суть на самом деле в том, что создание языков – это ничего особенного. Это занятие, которое не вредит ни конлангеру, ни окружающему его миру. Скорее уж есть существенная польза от работы с лингвистическим материалом – созданным или природным, — потому что это упражняет части мозга, которые работают с языком, и даёт конлангерам немного больше восприимчивости, когда они встречают языки, отличные от тех, на которых они говорят с детства.}

Автор этой книги создает языки для киноиндустрии. А началось все, когда пытливый детский разум пытался понять, почему принцесса Лея в диалоге с Джаббой Хаттом говорила практически одно и то же, а «переводилось» все каждый раз по-разному. В книге приводится несколько языков авторства Д. Дж. Питерсона, причем они не просто упоминаются. Слова, словосочетания и фразы активно участвуют в качестве примеров для разъяснения наравне с языками, существующими в реальности.
Один из основных постулатов книги – искусственные языки подчиняются тем же правилам что и естественные. Д. Дж. Питерсон искренне считает, что можно сидеть и выдумывать экзотические правила для своего языка бесконечно долго, а потом обнаружить, что есть язык, в котором эти правила присутствуют уже как минимум пару столетий.
Но это не тот случай, когда я могу сказать, что книга написана легким языком. Написана-то она довольно живо и интересно, но обилие терминов не способствует легкости чтения. Общий смысл написанного был мне понятен, но чем дальше Питерсон уводил меня в лингвистические дебри, тем сильнее я путалась с терминологией. Дополнительную сложность представляло отсутствие расшифровки фонетических значков, которыми сопровождались многие слова для объяснения произношения. Эти слова хотелось произнести, покатать на языке. Но возможность сделать это, не отрываясь от чтения, есть разве что у лингвистов. А потому, чтобы понять, как же должен звучать дотракийский, я посмотрела целых две серии «Игры престолов», и несколько фрагментов из следующих серий, хотя не собиралась смотреть этот сериал в принципе.
Как развивается язык, из чего он состоит, каким правилам подчиняется, как меняется произношение со временем, какие особенности могут возникать у письменности, в зависимости от того чем будут писать носители языка и на чем. В этой книге есть ответы на многие вопросы, и она вполне может стать подспорьем для начинающего конлангера (термин, обозначающий создателя искусственных языков). Но придется разобраться с терминологией и фонетикой. И, скорее всего, с использованием сторонних источников, потому что некоторые затрагиваемые темы, по словам самого Дэвида Питерсона достойны отдельной книги, а не небольшой главы. А ещё он теперь мне должен чашку кофе, согласно условиям, озвученным на страницах книги. Я это запомню =).

[RoxiCrazy]

НУ и заключительная (на данный момент) часть моей коллекции

Дикое Неизвестное Таро
Таро Сладких Сумерек
Оракул Барбьери "Зодиак"
Оракул "Шепот природы"
Оракул "Ангеларий"