Продолжая тему творчества Алексея Толстого, хочу коснуться двух готических рассказов. Первый, «Семья вурдалака», известен куда больше «Упыря», хотя и написан раньше – и на отечественную мистику оказал огромное влияние. Второй «Встреча через триста лет», служит доказательством того, что даром никому не нужные приквелы про эпизодических персонажей придуманы далеко не Голливудом.
«Семья вурдалака» представляет собой байку, рассказанную маркизом Д’юрфе. В середине восемнадцатого столетия, когда маркиз был молодым бабником, он страдал от неразделенных чувств к некой герцогине. Обиженный на её холодность, юноша напросился в дипломатическую миссию к государю Молдавии, все же получил от любимой в качестве прощального подарка крестик и двинулся в дорогу. В пути он остановился в деревушке, где мгновенно влюбился в дочь хозяина дома, Зденку.
Однако сам хозяин, Горча, отсутствует: он отправился ловить турецкого разбойника, терроризирующего округу. Причем сыновьям Горча приказал, что если не вернется за десять дней, в дом его не пускать – потому что это значит, что турок победил, и глава семейства стал вурдалаком. Срок прошел, но с наступлением десятой ночи Горча возвращается, принося голову турка. Сыновья спорят – старший обращает внимание на то, что отец бледен, ничего не ест, избегает молиться, приказывает убить постоянно воющую собаку, и вообще ведет себя неадекватно. Младший и Зденка уверяют, что папа всегда был тем еще шизоидом малость экстравагантным, поэтому на его причуды обращать внимания не надо.
Однако маркиз вскоре поймет, что старший сын прав. Горча – живой мертвец и нацелился на внука, потому что вурдалаки первым делом обращают своих близких. С помощью Д’юрфе Горчу удается победить, и герой уезжает, перед этим наобещав все что только можно Зденке. Впрочем, при дворе молдавского правителя он быстро переключается на его жену (отличный посол, ничего не скажешь), и о наивной крестьянке не вспоминает – до обратной дороги.
Остановившись на ночлег в монастыре, Д’юрфе узнает, что Горча уцелел, семья превратилась в нежить, деревня опустела, и Зденка вроде бы жива. Ощутив нечто вроде запоздалого раскаяния и отключив мозги (как может выжить девушка в захваченной вурдалаками деревне? Почему не подождать до утра? Почему не взять в монастыре хоть что-то для защиты?) он мчится в знакомый дом, встречает Зденку и попадает под её очарование. Только с помощью подаренного герцогиней крестика маркиз приходит в себя и понимает, что оказался в ловушке вурдалаков…
По своей структуре рассказ куда проще, чем «Упырь», но это не уменьшает его вклад в отечественный хоррор. Во-первых, именно после него слово «вурдалак» вошло в отечественную литературу так плотно, что зарубежные авторы были уверены, будто это какая-то славянская фольклорная разновидность вампира. В действительности же термин придумал еще Пушкин, просто скрестив слова «волколак + упырь» и не вкладывая в них никакой особой мифологии. Так бы и угас неологизм, если бы не Алексей Толстой, с подачи которого вурдалаки обрели популярность.
При этом, написав рассказ задолго до «Дракулы», автор удачно обыграл те народные легенды, которые после стали каноничными атрибутами вампиров. Бледность, невозможность есть обычную пищу, жажда крови, неприязнь к христианской атрибутике, связь с хищными животными, гипноз, маскировка под живых, заражающий укус – все это в книге есть, как и логично обоснованный как оружие кол. Ведь изначально суть осинового кола была не в том, чтобы пробить деревяшкой сердце, а в том, чтобы прибить вампира к земле – и пока кол не вынут, он не встанет.
А как насчет интересной переклички: глава семьи сражается с турками, но в процессе превращается в вампира? Не знаю, читал ли Толстой те же легенды про Влада Тепеша, что и Стокер, или просто выбрал турецкого разбойника с учетом времени написания, как понятного читателю врага, но сейчас это смотрится как значительное опережение идей «Дракулы».
Кроме того, книга, как и «Упырь», отлично обыгрывает разные элементы готических романов. Вот герой попадает в дом, где зловещий хозяин явно задумал недоброе, но авторитет главы семьи долго дает ему возможность безнаказанно делать свои дела. Мотив клятвы звучит в полную силу: Горча обещал убить турка за десять дней и заплатил превращением за несдержанное слово - по крайней мере, из рассказа не следует, что его обратили. Далее Зденка продолжает тематику проклятия, спев маркизу историю про обманувшего девушку правителя, который пообещал ей свое сердце, душу и кровь – и она пришла за ним упырицей. Сам Д’юрфе допускает ту же ошибку, клянясь Зденке теми же словами в надежде сыграть на её любви к легенде – и возвращение в деревню уже не выглядит как жанровая слепота героя, а становится роковой неизбежностью.
Зденка превращается из светлой романтичной девушки в готическое создание, произносящую на новый лад все прежние признания героя с подчеркиванием своей жажды, что создает чарующую сцену, не уступающую творениям Тима Бертона. А затем все сменяет по-современному жестокий хоррор-трэш: вы знаете много рассказов первой половины девятнадцатого века, где вурдалак подцепляет огромным колом, как шестом, своих немертвых внуков и швыряет в сторону героя?
Кроме того, сделав протагонистом француза, Толстой вольно или невольно превратил маркиза в антигероя. Если в том же «Упыре» Руневскому сопереживаешь как однозначно хорошему человеку, то Д’юрфе вполне заслуживал быть сожранным. С одной стороны, жанр байки подразумевает, что он выживет, но с другой, по законам готики, такой персонаж обязан ответить за свою беспорядочную любвеобильность. Получить подарок от любимой девушки, затем склонять невинную крестьянку к постели, обещая несбыточное. Затем сбежать к жене правителя, у которого ты посол. В момент раскаяния по пути домой заглянуть к крестьянке, недовольно заметив, что она какая-то уже не очень невинная. И спастись от неё подарком первой возлюбленной, на которой он так в итоге и не женился…
Не знаю, закладывались ли здесь национальные стереотипы той эпохи (все французы - ловеласы), сыграла ли роль не так давно прошедшая война с Наполеоном, или автор просто не хотел излишнего морализаторства, сознательно экспериментируя с законами жанра, но получился неприятный типаж, который не извлек никакого вывода из своих похождений. Недаром Марио Бава, экранизировавший «Семью вурдалака», заметно переписал сюжет, прибавив ему трагизма, зато одновременно вложил тему чистой любви как основу истории.
При этом Толстой проблему усугубил в продолжении, потому что «Встреча через триста лет» написана уже с позиции герцогини, которую маркиз любил. В этот раз уже она рассказывает своим внукам, как дело проходило. Мне было совершенно непонятно, зачем вообще это писать – роль данной героине в первом рассказе исчерпывалась парой абзацев, да и мотивация подарить крестик казалась очевидной. А нет, у нас тут приквел, согласно которому герцогине тоже довелось повстречаться с нежитью.
Самое главное, что оценка Д’юрфе в этом рассказе дается однозначная – бабник, совершенно не приспособленный для серьезных отношений. Увидев герцогиню и влюбившись исключительно в её внешность, он настойчиво навязывает свое общество. Это бесит друга её отца, уже немолодого командора, который опекает героиню. Сама она на тот момент в флирте ради флирта ничего плохого не видит, а над занудным командором всячески издевается, особенно когда опекун угрожает вызвать на дуэль маркиза.
Тут Д’юрфе предлагает девушке хоть на ночь сбежать с ним, напирая на фамильное предание: в роду героини некий рыцарь Бертан попытался так увести её прапрабабушку, с которой она буквально одно лицо. Правда, для рыцаря этого все кончилось плохо – был он человеком порочным, спутался с недобрыми людьми и погиб. Но по легендам перед смертью Бертран завещал душу дьяволу и пообещал встретиться со своими друзьями через триста лет, а руины его старого замка до сих пор внушают всем страх.
Желая оградить подопечную от приставаний наглого ловеласа, командор везет девушку к её отцу – через лес мимо тех руин, ровно триста лет спустя ночи клятвы. Где ей предстоит пережить поломку кареты и оказаться на балу покойного рыцаря, принявшего её за свою давнюю любимую, среди не отбрасывающей теней публики. И спасет её, разумеется, тот самый крестик…
И вот тут видно, насколько второй рассказ проигрывает первому. Для начала, в нем просто отвратительная романтическая линия, убивающая всю симпатию. Героиня не особо любит маркиза, наслаждаясь только его обожанием, а он влюблен разве что в её красоту. Её защищает друг отца, настоящий старомодный рыцарь, который спасает ей жизнь, и герцогиня выходит замуж… за левого персонажа, который в начале рассказа фигурирует в одном предложении. Да еще и выдает фразу вроде «жениться по любви - глупость».
То есть, зачем тогда тут нужен командор, если он не любовный интерес? Если сюжету требовался просто опекун и защитник, герцогиня могла бы ехать с отцом, была бы хорошая история размолвки и примирения, сплошные семейные ценности. Зачем нужен маркиз Д‘юрфе, кроме того, чтобы подарить ему в финале этот крестик? Почему про её избранника мы вообще не знаем? Это снова послевоенный авторский взгляд на французов?
Второй проблемой выступает мистика, начавшаяся слишком поздно. Имея в сюжете отряд вооруженных слуг, напрашивались блуждания по лесу после поломки кареты и нападения нежити, благо в «Семье вурдалака» мертвецы очень даже активно пытались в финале закусить героем. А так ни рыцарь Бертран, ни его колоритные мертвые друзья не раскрыты и не проявили себя, появившись буквально на пару мгновений. Уделив хоррору столько же, сколько в первом рассказе, автор мог получить напряженную историю, а так вышла лишь бабушкина сказка.
Так что если «Семью вурдалака» всем любителям вампирской классики рекомендую, «Встреча через триста лет» доказала, что и в первой половине девятнадцатого века идея прилепить лишний приквел ничего стоящего не создаст.
Автор
Тема: Закуток за книжным шкафом (Прочитано 30599 раз)