Печать

[Kammerer]

Лин безмолвно приказала Сове вернуться к себе. Несмотря на относительно спокойные выходные, дел меньше не становилось. Дуэль Йонг, завтра дуэль уже у Вильяма... хорошо бы не свести четверговую встречу с Дженкинсом к дуэли, ведь она пока единственная в семье, у кого не был назначен поединок на этой недели...
Но и в Тени очень много дел. Расспросить духа дома Чоев, переговорить с Бешилу на пляже, да и скоро нужно будет что-то делать со Свиньей.
Получается, что её дочери нужно побыстрее восстанавливаться, потому что без эксперта по Тени её семье придется очень нелегко. Заодно пусть зайдет во сны Мишель и посмотрит первые воспоминания о деде. Пока детали договора неизвестны, приходится собирать все возможные крохи информации.
Так что медсестра дождалась перемены и вызвала дочь в кабинет. На этот раз по телефону, надо хотя бы иногда напоминать себе, что они живут на Земле, а не у себя в Логове.

[Руслан]

Она ждала, вспоминая ночной полет - после всего, что было сказано и прочувствовано. Откровенничать оказалось тяжело, но Афина её не отталкивала, совсем напротив, и сейчас Лин ощущала, как угнетающий страх уходит, словно подсыхающие под солнцем лужи. Дочь была с ней и это главное - а со всем остальным они могли справиться вместе...
Лин помнила тепло объятий и просьбу Афины слетать в сон близняшек одной. Понимала, что это не просто полное доверие к таким дорогим для неё душам, но и привычная вера в то, что мама мудрее - и не собиралась разочаровывать любимую дочку. На крыльях Совы Эвелин опустилась в сновидения, окутавшие сверкающий чистотой дом Чоев, пролетела над густым розарием у порога, вдыхая его сладкий аромат - и окунулась в огромную тучу, созданную общими снами.
Внутри тучи картинка дрожала, став огромным кукольным городом, над которыми сидели два великана. Йонг и Джин ощущали свою растущую власть над сновидениями и игрались в живые подобия: возле дома вырастала копия их района, наполненная шагающими куклами. И у кукол этих были сплошь знакомые лица...
Девочки всматривались в фигурки и те на глазах начинали расти. Дом и сотворенные отражения живых людей увеличивались до полноценного размера, когда на них останавливалось внимание сестер - и уменьшались, вливаясь обратно в кукольный город, стоило им перевести взгляд.
Все как обычно - люди жаждут строить подконтрольный себе мир, ощутив первые навыки онейромантии. Опасное состояние, когда сны дороже яви - если, конечно, не собираешься забирать их в Храм прямо сейчас. Лин знала, что  Афина прежде хочет их научить взаимопониманию и процесс этот долог, но дорвавшиеся до сил девочки постепенно смотрели больше не на друг друга, а на управляемые сны.
Вот Йонг подхватывает пальцами одну из трепыхающихся кукол и глядящая из тучи Сова видит в ней Афину. Ядовитая ухмылка появляется на лице красноволосой кореянки и она швыряет куклу в сторону. Из ничего появляется огромная перекладина со свисающей веревкой и подмешенная за стянутые петлей руки, нагая Афина зависает в полный рост перед своей мучительницей.
Облик пространства меняется: часть кукольного города тает, пока Йонг воссоздает вокруг висящей и плачущей пленницы плети, какие-то шипастые перчатки, элктрошокеры и куст живых щупалец с набухающими концами-присосками. Сегодняшний вызов на дуэль явно пробудив в ней желание пофантазировать во снах...
Лин, даже знающая, что это лишь клон, чувствует подступающую злость - да как эта соплячка смеет мечтать о муках её дочери? Если бы Йонг не была будущей сестрой Афиной, сейчас её ждал бы отборный кошмар, но её роль - учить, а не ломать.
Джин отворачивается, не желая видеть этот момент, и с упоением возводит вокруг себя стены дома, где звучит мамин певучий голос, смех более юной Йонг и слова отца. Она отгораживается от того, что Йонг планирует сделать, рисуя себе идеал сестры и семьи и уже готов уйти к живых куклам, которые не вселяют ей беспокойства своими выходками.
Сложные девочки, талантливые, но сложные. Раздражение утихает - да, Йонг глупа, как глуп человеческий подросток, пусть ей и семнадцать. Но не она сделала себя такой, слишком рано узнав, что её знать не следовало...

[Kammerer]

Лин тяжело вздохнула, рассматривая играющихся с куклами сестер. У неё невольно возник вопрос, а не переусложняет ли её дочь всю ситуацию; в конце концов, оба близнеца рано или поздно окажется в Храме, где и помирятся. Мирить их сейчас, да еще и такими сложными методами, казалось бессмысленным, особенно когда обе сестры не стремились к примирению. А на фоне насилия с Джейн ситуация казалась почти абсурдной.
Хотя кто она такая, чтобы судить непостоянство дочери...

Так или иначе, нужно бы отучать близнецов от снов как от своей идеальной песочницы. Внушить им, что даже архетипы снов им неподвластны в той мере, в какой бы им хотелось. Да уж, нечасто Лин приходится искажать сны человека ему во благо...

Джин-Хо с радостью ходит по их старому дому, успокаиваемая голосом матери и теплом рук отца. Они только что вернулись с прогулки, и Йонг, дура такая, всю дорогу держалась впереди. Как только Динх сказала идти домой, сестра чуть ли не бегом бросилась назад, опережая родителей и сестру. Она тут же затерялась в коридорах, и любопытная Джин-Хо не удержалась и последовала за затерявшейся сестрой.
Искать приходится недолго - приоткрытая дверь выделяется среди сотен закрытых. Глянув в щель, Джин-Хо видит там картину, от которой не может отвернуть взгляд.
На большом столе, крепко удерживаемая оковами, лежит голая Афина. Йонг с предвкушением смотрит на неё, в то время как Динх бесстрастно водит по коже соседки смываемым маркером.
 - Болевые точки на человеческом теле находится здесь, - сверкнувшая желтыми глазами мать сделала пометку прямо на груди Афины, - здесь и здесь. Делай давление там, только когда знаешь, что делаешь...
Но Йонг не слушает. Возбужденная бездвижной, беззащитной Афиной, она берет щипцы и давит на тело, не считаясь с мерой. Ожидая услышать сладкий стон боли.
 - Ты перебарщиваешь, Йонг, - слышит она напрягшийся голос матери, - не нужно причинять столько боли!
Но сестра не слышит, давя на ручки щипцов до предела, уже совсем не считаясь с последствиями.
 - Зачем?! Зачем ты это делаешь?! - слышит Джин-Хо свой, полный паники и страха, голос...
Йонг давит еще раз, рискуя пронзить кожу до крови... но щипцы щелкают в пустоте, не трогая плоти. Йонг стоит одна над пустым столом, остервенело давя инструмент. Проходит несколько секунд, пока Йонг не понимает, что позади неё, в комнате, стоят все трое: Джин-Хо, Афина и их мать. Движения красноволосой, еще секунду назад наполненные властью, сейчас кажутся смешными, словно игра мальчика-переростка с невидимыми солдатиками.
 - Йонг, Йонг... ты так и не поняла, - слышат они певучий голос матери, скрещивающей руки, затянутые в латексные рукава, - когда ты имеешь такую власть над другими, каждое твое движение должно иметь цель и меру. Думаю, твоя сестра лучше поймет этот урок...
Джин с удивлением смотрит на свои руки, сжимающие горящую свечу. Красный воск капает на обнаженный сосок Йонг, скованной на столе. Мягкий голос матери подсказывает Джин-Хо:
 - Смотри, доченька, как это стоит делать. Боль обостряет последующее наслаждение, и, данная в меру, она покажет, что даже имея над другим полную власть, ты не превратишь её в бессмысленную пытку. Возьми это...
Джин оборачивается и видит мать в домашнем халате, протягивающей ей плетку.
 - Покажи ей, как ты её любишь.

[Руслан]

Вот уж чего она точно не собиралась допускать, так это издевательств над фантомом её дочери. И разумеется, самой пытать - не хватало еще, только поговорив про Тару, начинать смешивать чувства к еще одной будущей сестре Афины. Но это и не надо  - ведь Йонг когда-то помнила эти уроки.
Лин просто берет её память, замыкая в кольцо сновидений - чем сильнее Йонг пытается вырываться, тем большей явью её же сила делает мучение, вынуждая пытать сама себя. У неё хватает силы менять сны, но нет тонкости, присущей Джин...
- Нет, - Джина отшатывается, глядя на маму с ужасом. - Это она тебя такой видит, ты не такой была, ты...
- Джин, - мягкий голос Динх и её рука, касающаяся щеки ребенка, заставляют ту замереть. Тело матери меняется, перетекая из домашнего образа в иной, что был открыт Йонг. - Послушай меня, пожалуйста.
Лин выуживает глубинные воспоминания, слова... все, рассказанное Йонг, над которой склоняется улыбающаяся Афина. На самом деле это сейчас не её дочь, а сама Йонг, наделяющая девушку тем знанием, как правильно должно все идти - идеал, что пыталась вложить в неё мать...
- Я не такая, как видит она, но и не такая, как видишь ты, - объясняет Лин голосом и устами Динх. - Ты знаешь, что я работала, выступая и даже видела пару моих сценических образов - но это были не просто наряды. Для особых клиентов, которые того желали, я была и госпожой. Потому что тяга к этому всегда жили во мне и я считала, что намного правильнее найти себе желающих подчинения и разумной боли...
Динх завороженно смотрит, как скользит по телу Йонг лед и руки Афины начинают похожие на массаж проглаживание.
- Я не любила делать людям больно, но знала, что от своих желаний нельзя бегать, - продолжает пояснять Динх, и её лежащая на плече Джин рука то и дело становиться латексной перчаткой. - Это были люди, которые того желали и даже платили - я не спала с ними, но в моих руках они познавали крайнее удовольствие. Однажды Йонг подсмотрела мое выступление... сильно рано. Я собиралась раскрыть и тебе и ей все после восемнадцати, когда буду уверена, что вы поймете. Но тогда я увидела в ней восторг...
Стоны Йонг, которой бережно занимается Афина, звучат в такт с этими словами, и Джин видит за матерью кровать с привязанной и мучимой сестрой. Расширившиеся глаза не отрываются от лица Динх и одновременно краем замечают все...
- Мне пришлось её учить, но не этому. Не вещам, которые она делает. Я говорила о заботе, о том, что если человек зовет тебя госпожой, он заслуживает уважения - потому что доверие и отданная тебе власть бесценны. Откуда в тебе это, Йонг? - мать оборачивается к привязной дочери, болевые точки которой прощупывает прищепками Афины. То, что ты сказала мальчику... про то, как надо ломать болью и удовольствием, где ты этому научилась? Я говорила о том, что ломать никого не нужно, что это позволит тебе понимать других и в любой ситуации видеть у людей точки, которыми можно управлять. Боль и удовольствие в разумных пределах, а не так, как это делаешь ты...
- Мама! - кричит Йонг и корчится от спазмов, вызванных тем, что с ней вытворяет Афина. Джин дрожит, но рука матери крепко прижимает её к себе. - Ты умерла, ты...
- Да, я умерла, - грусть Лин не поддельная: она понимает, что именно это все разрушило, лишив возможности довести ложь до понимания в семье, отняв шанс для Динх исправить свои ошибки с детьми. - Но я живу в вас. В ваших увлечениях, в вашей памяти... но только когда вы вместе. Наши песни дарили мне столько же радости, сколько и эта работа. Я была госпожой для других, но никогда не поднимала на тебя руку, Джин, да и Йонг наказала лишь дважды. За то, что она узнала неположенное вопреки моему запрету и за то, что она сделала с тобой. Потому что боялась того, во что она может превратиться... а сейчас вижу, что ты меня совсем забыла, Йонг...
- Нет... нет... - боль Йонг может терпеть, но эти слова вперемешку со странной смесью нежности и страданий, которые она сама вкладывает в действия Афины, ломают её куда сильнее... - Я хотела... хватит... мама, останови её...
- Тогда урок будет не выучен, - говорит Динх, глядя на дочь с сочувствием. Реальная Динх не стала бы так пытать дочку, но тут все соткано на их лжи самообмана и Лин бьет их их же картой. - Ты ведь знаешь, что иногда надо проиграть, чтобы понять, в чем твоя ошибка? Джин... ты можешь показать ей, как правильно. Ты видишь её мысли...
- Зачем? - Джин смотрит на протягиваемую ей плеть. - Зачем мама..я не хочу...
- Ты хочешь остановить этот урок? - спрашивает Лин. Есть и иной план, не такой явный.
- Да, - тут же отзывается дочь Динх. - Да, мама, хватит... не мучай её...
- Она сама себя мучает, - объясняет Динх, - потому что знает свою неправоту. Войди в образ этой девочки, это можно не только извне, но изнутри тоже. Представь, что ты - это она...
И когда Джина всматривается, растворяя себя в Афине - со стороны это выглядит, будто она шагнула вперед и слилась с образом, - Лин аккуратно слетает закольцованное подсознание Йонг с чувствами Джин.
Джин-Хо пытается управлять телом, ощущая его все острее, все сильнее - так, чтобы где-то на подсознании не было различий, в чьих руках опускается плеть, осторожно хлещущая вздрагивающее тело. Нет там и различий в том, чтобы утешать - под мягкий голос Динх, объясняющей, как надо делать...
- Не пытайся бороться, прими это, и ты сможешь управлять... - говорит Динх им двоим, связавший друг друга в узел мук и попытки эти муки прервать. Сама она ничего не делает - созданная система прекрасно работает без её вмешательства.
- У меня не выходит... - почти плачет Афина-Джин от бессильных попыток прервать все, что подсознание Йонг вытворяет с собой через образ Афины. И одновременно чем дольше Джин в нем, тем меньше видит разницы со своими чувствами...
- Потому что ты не принимаешь, что происходит... она хочет учится, но не знает как. Не знает, с кем. Сейчас она наказывает сама себя за это...
- Я боюсь... - всхлипывает Джин, - боюсь стать такой, как она...

[Kammerer]

 - Тогда смотри на неё, - всепроникающий голос Динх слышат обе сестры, и оттого считают это словами, обращенными к себе, - смотри на неё, следи за нею, не отпускай взгляда.
Руки матери сжимают крепче ладони Джин-Хо, держащие плетку.
 - Помни, что это не ради тебя, а ради другого. Помни об этом, не будь глухой к чужим словам...
Хватка Динх ослабла, сама мать пропала из виду. Остались лишь сестры, смотрящие друг на друга, да мягкий голос из ниоткуда:
 - И тогда ты поймешь настоящую суть этой боли.

[Руслан]

Она следит за продолжающейся пыткой до самого конца. Человеку это было бы невероятно трудно: смотреть, как эти почти что дети мучают друг друга, но Лин - не человек. Здесь пока нет её дочери, потому что подобие Афины - просто муляж, заполненный сознанием Джин и подсознанием Йонг. Эвелин наблюдает, как сестры борются сами с собой, и в борьбе этой лучше познают собственную природу.
Суть того, что стало желанием Афина - уравнивание душ. Успокоить огонь Йонг, вдохнуть пламя в Джин... Кто-то бы назвал это развращением, ведь возможно, Джин была бы счастлива, не прикасаясь к миру своей матери и сестры, живя своей жизнью, но там, куда приходят Монстры, нет чужих мнений. Её дочь попросила помочь - этого достаточно для Эвелин, чтобы сделать все правильно, чтобы обеспечить её такими близняшками, какими она захочет их видеть...
Чужие сцены утонченных мук, в которых не участвует она сама, не вызывают возбуждения. Интерес - да, Сова учится путям власти, но она сыта, а сама Лин знает, что сможет справляться с похотью и дальше -столько раз, сколько потребуется. Это сила... и сила приходит к девушкам, которые в какой-то момент понимают, что борьба только множит боль. Воля Джин начинает двигаться в такт рукам фантома, принимая наслаждение от этой отточенной умеренности, а вечно бунтующая Йонг сдается своей сестре...
Сон обрывается дрожащей струной, протянувшейся между их душами - новая ступень, новый шажок, ведущий к тем изменения, которые так важны для Афины...
Она взмывает на широких крыльях ночной тьмы, покидая чужой сон и встречает утром дочь с улыбкой, готовя легкий завтрак. Дело сделано...
... В предрассветной спальне сидит у стены девочка в пижаме, пришедшая без стука. Другая, сжавшаяся на кровати, кажется её отражением - сейчас, когда тьма скрывает цвет волос.
- Не делай ей больно, - просит Джин сестру, которая говорит уже битый час. Обо всем, что должна была сказать давно: как испугалась тогда, как потом отвернулась от Джин, не зная, что сказать. И про то, насколько её потрясла попытка самоубийства сестры - это тоже слова, полные боли и обиды. Ненависть, выросшая из-за непонимания, сейчас тает - они больше не могут скрывать, что сны их меняют, став чем-то реальным. - Зачем тебе эта драка, оставь... найди себе какого-то парня, которому это все будет нравиться... ты со мной всегда можешь поговорить.
- Я... - Йонг подбирает слова, пытаясь показать, что многое поняла, а не просто упрямо стоит на своем. - Я не хочу её ломать... теперь не хочу. Хочу сделать все правильно, как... меня учила мама.
Джин ежится - такая мысль ей все еще непривычна, но постепенно занимает в сердце свое место. Нельзя прожить семнадцать лет и ничего не подозревать - труднее всего просто принять то, что было сказано прямыми словами.
- Я не сорвусь, Джин, - в голосе Йонг слышится боль. - Больше не сорвусь... ты увидишь, что я сделаю так, чтобы Афина потом сама была благодарна. Если хочешь... я покажу тебе... ты все равно меня видела. Ты видела все...
- А если... если она победит в драке? - спрашивает Джин, не отвечая на такое приглашение - для неё это еще слишком страшно, чтобы присутствовать, хотя и намного терпимее, чем было еще вчера. - Если она тебя заберет?
- Не заберет, я сильнее. Не бойся... если хочешь, ты потом можешь её утешить... но обещаю, я не сделаю ей очень больно. Я выдержу...
Никто кроме них двоих не слышит этой беседы, и давно растаяли в уходящей ночи сны, но им и не нужны свидетели ночного разговора.
... Лин вспоминает. Когда память так совершенна, как у неё, легко увязнуть в прошлом, но это ей не грозит - только Меган, не пробудившая свой Ужас, играется с ушедшим. Она просто соотносит сделанное ночью с утренними словами Детфаер и понимает, что поступила правильно - именно размытием границ можно назвать все происходящее, торжеством подсознания. Теперь обе девочки смогут учится переносить свое сознание в образы, и одновременно поймут, как принимать ощущения, рождаемые подсознанием. Разумеется, Йонг надолго хватит этого урока, который, не скрывает Лин, ей кажется заслуженным - разве этот ребенок не напрашивался за то, что мечтал поднять руку на Афину? Она строга, но справедлива, и, конечно, очень заботлива - так, как может быть заботлива чудовищная мать, с интересом ждущая возможности посмотреть, в каком настроении придет Йонг на запланированную дуэль...
//Манипулирование 3 + Эмпатия 2 + от продуманной ситуации и вскрытия всех проблемных мест в их отношениях +4 = 7,8,8,2,10( 8 ),4,9,6,1 = 5 успехов, открыты 2 двери доверия (итого 5 из 8 )
Сообразительность 3 + Оккультизм 1 +2 от предыдущего опыта для Йонг = 6,1,4,8,8,3 = 1 из 3 Дверей в онейромантии (онейромантия требует принять это искусство в душу, потому и Двери как блоки на пути)
Сообразительность 3 + Оккультизм 1 +4 от прежнего опыта и творческой натуры Джин = 10(1),9,9,2,7,5,8,10(10,4) = выдающийся успех, 2 из 3 Дверей в онейромантии//

[Руслан]

Топот шагов дочери был слышен издали - переполняющие эмоции так и рвались наружу и Лин не могла удержаться от довольной улыбки. Кажется, кому-то очень понравился её ночной подарок настолько, что радостная дочь едва не снесла ей двери, начав открывать, - читай, выламывать, - не в ту сторону.
Через секунду сияющая дочка ворвалась в кабинет.
//Лин переходит в тему Афины//