То, что украли – вернется домой,
Сжатая вырастет рожь,
Мертвый – в другом, по-иному – живой,
Прошлого не вернешь.
В море рожденный на суше умрет,
Глину, как хочешь, мнешь,
Подарок и руки и душу сожжет —
Прошлого не вернешь.
Станет далекое близким,
Правдою станет ложь,
Станет высокое низким –
Прошлого не вернешь.
Тем, кто бы мог, нет нужды выбирать,
Нам выбирать! – Из чего ж?
Нам суждено все, что любим, терять,
Прошлого – не вернешь. (с)
//Афина и Вилли входят в тему//
Что-то происходило. Афина чувствовало это: вибрировали струны еще днем умчавшейся прямо с торжественного открытия спортзала в Нью Йорк матери, и по струнам этим темными сгустками пульсировала боль. Не боль тела, иначе она бы тут же оказалась рядом, переместившись и готовясь сражаться с любым, кто посмел коснуться Лин. Боль души, - позвавшая днем Сову сорваться с насеста и нестись сквозь расступившееся небо, тут же сомкнувшееся непроглядной тьмой черных облаков, - сейчас била тревожным набатом волн в побережье острова.
"Что это?"
"Кто-то в Нью Йорке умер"
"Картер?"
Она не знала, уловив лишь волну печали, нарастающего страха и тоски, захлестнувшей маму. И не знала, что сделать сейчас - броситься следом? Возможно, лучше ждать, пытаясь выпить, разделить частицу этой боли через похожие на стальные канаты полоски пульсирующей тьмы?
"Мэл умерла"
Это был голос Андромеды, но не только её. Словно море в какой-то момент слилось со словами-мыслями, дополняя Гидру внешним знанием. Пришедшим из Уз и памяти Тиамат - их общей, цельной, словно черный алмаз памяти, заполнявшей всю Грезу...
... Он был рад, что пир у Бешилу окончен - хвалебные возгласы приятны любому Тирану, но к его любимому привкусу Власти имели слишком малое отношение. Много громких фраз и почестей, когда Вилли было приятнее держаться в тени, оставаясь незримым кукловодом, а не обожаемым правителем. Первые выживают, стоя у трона, от крови вторых приемнику вечно приходиться оттирать престол - чтобы в свой час пролить свою собственную...
Воздух, затхлый и застоявшийся воздух Лабиринта, всколыхнулся несущим шепот порывом. Лин ушла днем, отправившись куда-то в Нью Йорк - не прощаясь, но оставив по себе след намерения, словно падающие из крыльев перья. Ковак не уточнял, что ей там понадобилось, хотя предпочел бы, чтобы Сова была рядом -вдруг срочно понадобится связаться. Хотя, как он уже продемонстрировал в воскресенье, преимущество двойной связи компенсировало мистику обычным мобильником...
Неожиданно налетевший ветер ткнулся ему в лицо, словно мокрая от чахоточного пота подушка.
"Мэл умерла" произнес Бугимен своим скрипучим, безразличным к чужим бедам голосом. Перестав быть частью Семьи, сбежавшая девчонка его больше не интересовала...
...В общем зале все трое появились одновременно. Покинувший свой трон Король-в-Красном улыбался, но улыбка его сейчас напоминала оскал волка, увидевшего добычу.
- Тот город гнилой, - он первым нарушил тишину, глядя на пустующее место, куда обычно опускалась Сова. Совсем рядом от собравшихся Монстров виднелся след оторвавшегося Пути к исчезнувшей обители Мэллисы, давно запечатанный Лин. Давно... насыщенность событий заставляла каждый день воспринимать, словно миновавшую вечность...
- Гнилой и голодный. Его еда вываливается из брюха, а он все ест и ест. Надо было сжечь его целиком, не только гей-клуб. Хей, большой пожар, гнилое яблоко, гори! Как в Лондоне, как в Чикаго...
Он замолчал: улыбка, украшенная белым и алым, была наполнена болью. Не от смерти Мэл: Эллисона волновала лишь печаль матери...
... Она шла по улицам, словно спустившаяся с Олимпа фурия, готовая убивать. Застежки кожаной куртки позвякивали в такт шагов, и не мигающие глаза превращали отражение уличных фонарей в разгорающийся костер. Ночные прохожие машинально освобождали ей дорогу: любого, кто посмел бы сейчас загородить путь на расстоянии вытянутой руки, Эвелин бы без сомнений отправила в конвульсиях боли на асфальт.
Она желала мести. Не для того, чтобы забыться - слишком сильная, отвечающая за семью и не способная позволить слабости себя сломать. Просто потому, что боль, причиненная Семье, требовала ответной боли - а смерть взывала к потокам пролитой крови, которым предстояло пропитать даже бетонные плиты в доме убийцы.
Если бы Лин спросили, откуда она знает дорогу, она бы указала на звезду. Единственную, недосягаемую звезду, ведущую за собой Сову сквозь безбрежность темных небес, расслоившихся на несколько облачных потоков. Будто пластины бутерброда, грозовые тучи двигались сверху и снизу, в разных направлениях, стягиваясь к разрыву зияющей впереди черной дыры.
В темную бездну пала она следом за утонувшей во мраке звездой, находя там путь к самой себе. Когда Эвелин Фаулер выбрала нужный дом, она и Сова были едины в своем молчании.
...Уныло жужжащий лифт, седьмой этаж. Дверь, покрытая коричневой краской, сейчас напоминающей женщине лак на ногтях некоторых из её школьных коллег. Звонок, прозвучавший тихим колокольчиком...
...Он открыл двери, поправляя растрепанные волосы...
Обычный городской полицейский, ставший жертвой воли оформляющей фальшивые документы Мэл - и случайно вспыхнувший под её чрезмерно сильным приказом внутренним светом. Так и не успевший понять, что на него надвигается, кроме холодной угрозы и ощущения возложенного долга. Рука, схватившаяся за кобуру, сила, превратившая пулю в ослепительную звездочку, взорвавшуюся в теле Ледяной Королевы термоядерным раскатом. Память, вычеркнувшая все это так старательно, что даже пуля и след от раны в трупе Мэл бесследно исчезли, а свидетели выстрела в кабинете мгновенно забыли звук и затихающий девичий крик. И тело он выбросил, оставшись невидим - человек, который сам не мог объяснить, почему долг "служить и защищать" принял форму убийства пришедшей к нему девчонки.
Лин не собиралась дарить ответы. Время разговоров прошло.
Она могла бы привычно выжидать, выбирая слабое место для удара, изучать своего врага - но в этот раз хотела взглянуть ему в глаза, прежде чем вырвать. И предчувствие, сотканное из почти идеально соединившихся сил Совы и Эвелин, подсказало, что в данном случае прямая окажется лучшим и кратчайшим путем...
Сова впустила в мир волну боли, парализовавшую Героя, и захлопнувшаяся за её спиной дверь бессильно попыталась удержать рвущийся из маленькой квартиры крик. Убийца её дочери был женат, но супруга с ребенком сегодня гостила у родителей - это и спасло их от смерти, потому что Сова запытала бы всех причастных, даже не отводя взгляда от корчащегося на полу тела. Но даже один он, поверженный болью Герой, умеющий защищаться от подчиняющих волю сил, - но не от того уникального дара, что открыла в ней Тара, - кричал за троих. И крики эти, беспрерывно полчаса звучащие по зданию и ставшие причиной десятков вызовов в полицию, завершились лишь тогда, когда сердце и глаза Героя лопнули от волны не умолкающей, ставшей воплощенной энергией боли. Разорвавшись, словно крошечные гранаты и забрызгав зеркало в прихожей, куда Лин равнодушно посмотрела, поправив волосы.
Звездочка мигнула, словно принимая её поступок. Последнее, прощальное примирение с забывшим все Ужасом, уходящим своей тропой...
На улице уже во всю выли сирены - пришла пора и ей уходить. Месть окончилась быстро, избавив душу от яда не воплощенной расплаты... но не от ощущения ожога холодного льда, который совершенная память будет хранить вечно. Да, Сова уже спешила убрать лишние чувства, успокоить и утешить, и пульсировали во тьме Узы, ведущие в полный трех самых близких её существ дом... но это не меняло того, что сегодня Эвелин по-настоящему потеряла дочь.