- Я ничего не понимаю! - чуть не заверещал теряющий самообладание мэр. Ковак почти явственно мог слышать, как натянулись опутывающие внутреннее помещении в сознании Блума тросы. Те самые, что связывали изуродованную память, а сейчас грозили одним рывком завалить все стены его рассудка. - Ваш человек меня шантажирует вырванными из контекста словами! Он...
- Вы знали, - упрямо наклони голову, негромко сказал Дженкинс. - Все это время вы знали, что Пуллман гробил наш район. Про торговлю наркотиками, про моих учеников, что свихнулись и пропали бесследно от покрываемой вами дури. Любой, даже слепой, был в курсе, как по ночам на холме собираются банды, и про Паркеров тоже. Вам просто было плевать, как и вашему начальнику полиции, которому вы дали хорошую пенсию, а не посадили за решетку.
Мэр смотрел на новоявленного полицейского так, как рыба может следить за лицом склонившегося рыбака -разве что рот от удушья не разевал.
- Я все отрицаю...
- Когда Пуллман уходил, он передал мне документы, - обращаясь к агентам, произнес Ричард. - С описанием тех, кого нельзя трогать. И намекнул, что все свыше настолько прогнило, что менять ничего не надо. Вот эта папка...
Кажется, Блум прекрасно знал её содержимое - недаром проводил появившийся из под куртку свернутый трубкой скоросшиватель глазами, полными отчаянья.
- Как интересно, - быстро пролистал документ Джефферсон. - Надо сказать, это дело вскрыло столько грязи, что я должен вас поблагодарить. Ручаюсь, вы обеспечили продвижение по службе всем моим людям и мне лично...
... Так и оказалось, хотя Вилли об этом не знал. И одна из причин, почему следующие два года никто не заметил стремительно развивающийся манию Джефферсона, приведшую к расстрелу гражданских в Вашингтоне, было именно это дело, блестяще раскрытое и отправившие за решету в общей сложности тридцать восемь человек. Многие, даже работающие с ним, долго считали агента просто непризнанными гением...
... Дальше все понеслось, словно сошедшая с ума от жары лошадь - и Вилли мог только следить, как Блум нервно звонит своему адвокату, а Джефферон консультируется с кем-то о возбуждении уголовного дела против мэра Санта Моники и отдает приказ на аресты засвеченных в папке людей. Пуллман так и не сумел насладиться пенсией, подумал старик, спускающийся по лестнице: в здешней суматохе Джефферсон пообещал вызвать его для дачи свидетельских показаний позднее. Кажется, агент стойко вцепился в версию с тем, что именно с подачи Блума, крышующего серьезную контрабанду наркотиков и их производство для нужд террористов, все и понеслось. Остальное за него додумает поселившееся в голове безумие, Стоун подменит нужные фрагменты памяти людей... а ему оставалось лишь размышлять, как один камешек столкнул целый обвал. Дженкинс поступил так, как и было в его характере: в очередной раз спалил притон зла, пусть и заменив бензин на собранный компромат. И, Ковак знал, ему не простят это слишком многие, чтобы бывший школьный физрук дожил до старости...
- Ты считаешь, что я поторопился? - он слышал шаги собственного ученика, но не оборачивался: к чему, ему и так знаешь, кто спускается следом? - В чем-то он был прав: когда ты копнул всю грязь, заволновались слишком многие, чтобы это было случайностью. Разве что про Бейлишей там нет упоминания, хотя Джефферсон наверняка сам сведет факты в кучу. Разве ты не для этого создавал нашу дружину, чтобы разом очистить город от всей преступности...
Белый рыцарь Санта Моники... поневоле вспоминался тот фильм про Бэтмена. Сейчас Ричард напоминал Харви, уверенно утверждающего "ты умираешь героем или проживешь достаточно долго, чтобы стать злодеев". Но Вилли с высоты своего опыта мог предположить: превратиться в Двуликого Дженкинсу не грозит. Он погибнет намного раньше с таким методом ведения дел.