Печать

[Руслан]

    - Я была  с вами  потому, чтобы вам не было  жутко и
одиноко.
     - Ночь темна, - сказал  я, с трудом  поднимая  взгляд, так как утомился
смотреть. - Волны, одна волны кругом!
     Она  встала и положила руку на мою голову. Как  мрамор в луче, сверкала
ее рука.
     - Для меня  там,  -  был  тихий ответ, -  одни волны, и среди них  есть
остров; он сияет все  дальше, все ярче. Я тороплюсь, я спешу; я увижу его  с
рассветом. Прощайте! Все ли еще  собираете свой венок? Блестят ли его цветы?
Не скучно ли на темной дороге?
     - Что мне сказать вам? - ответил я. -  Вы здесь, это  и есть мой ответ.
Где  остров,  о котором вы  говорите? Почему вы одна?  Что вам угрожает? Что
хранит вас?
     - О, - сказала она печально,  - не задумывайтесь о  мраке. Я  повинуясь
себе и знаю, чего хочу. Но об этом говорить нельзя. (с)

Время стучит стрелками в гостиной, как стучит торопливое сердце. Умирающее и новорожденное: они такие разные, но биение их на самом деле одинаково, полное предчувствия перемен: длинной в жизнь или шагом за последний порог.  Вечер окрасил окна в багровые цвета заката, и кажется, что небо захлебнулось в крови, истекая раной разорванных облаков. Молча садится солнце, став старше на один день и шагая к своей бесконечно далекой могиле...
Лин не нужно слышать, где её дети - она и так это знает. Вот смех доносится со двора, когда Элли рассказывает о чем-то забавном Тине. Тине, что еще не носит кольца на своей руке, но уже продела через него простенькую цепочку, пряча под футболкой. Они оба одеты легко и просто, потому что привыкшая к отчужденности девушка не имеет ярких нарядов, а Элли ценит лишь то, что не стесняет его движений. Да и сейчас, сменив порванную футболку на новую, с руками, замотанными по самый локоть, он кажется персонажем, шагнувшим с пространств сновидений в эту серую реальность...
Весна царит над ним, озаряя цветами крови, что оба прольют на своем пути. И что прольется под конец, потому что Лин знает, что путь её сына не может завершится созиданием. Однако что-то внутри, занявшая свое долгожданное место тьма, подсказывает, что и это не отнимет у неё Элла. Он - не Мэл, способный помнить, умирать и вновь возрождаться, как цветы, что избрал своим гербом. Или как безумие, давно подчиненное их совместными усилиями...
Вот слышны другие шаги: легкие и мягкие, они вырываются из-под плавно опускающихся на разгоряченный асфальт туфель. Идет девочка в зеленом платье с простой заколкой, стянувшей аккуратно зачесанные волосы, и Лин чувствует её так же ясно, как ощущает себя. Потому что изучила каждый вскрик, плач и стон этого ребенка. Каждое желание застывшей между мечтой о вечном детства и садами юношеских удовольствий девушки, что выбрала её мамой. Идет её дочь, возвращаясь домой...
Эвелин отрывает двери, глядя на Тару и на стоящего за её спиной Рика: мальчик выбрал из одежды что-то, напоминающее жаркие испанские ночи. Удобные штаны, легкая рубашка, что не помешает танцу, прекрасный костюм того, кто любит скорость...
Лин почти с жадностью смотрит на их сияющие лица, навсегда запоминая близнецов, стоящих рядом - потому что это последняя улыбка на лице Рика, что она ожидает увидеть. Его танец со смертью в зеленом платье, его танец с чужой жизнью, уходящей к другим...
- Вот и мы, мама, - улыбается Афина. Нет, не Афина, Тара, поправляет себя Лин, но это замечание несущественно. Потому что Тара - это тоже Афина, её часть, как и все остальные, и Эвелин так же твердо, как и раньше, верит - смерти для этих душ нет. Они живые и яркие, оставшись внутри и глядя из глаз её дочери. Все они - её дети, последнее время называющие Лин мамой с той же легкостью, как и эта готовая к празднику дочь.
Ангельский свет, труды Меган, сама жизнь и слепота миссис Фрайзер зажгли звезду, сияние которой могут оценить лишь они с Афиной... и сейчас Лин купается в её лучах.
- Афина уже закончила губки красить, мэм? - спрашивает Рик, в чьем голосе больше нет ни стеснения, ни настороженности. Он знает, что сестре хорошо здесь, ставя её счастье выше любых предубеждений - да и в шестнадцать не больно-то склонен к фарисейству. - Я, если что, их утром проведу, вы не волнуйтесь...
Это так занятно: мальчик, чью сестру они сегодня заберут, заботится, чтобы Лин не волновалась. Причем делает это искренне: если Таре хорошо с новой мамой, то Рику достаточно верить, что лишним он не станет.
Но как раз этого Лин и не может ему пообещать...
- Ты как? - тихо спрашивает Тара, подходя ближе. Она не знает причин того, что Лин осталась дома, но ощущает волнение. То самое, что постепенно наполнение беззвучную мелодию ритмичностью ветра и волн. Узы играют прелюдию, но не к вальсу или реквием, а к чему-то яркому, бешеному, вроде пляски той страны, в стиле которой одет Рик...

... Танцы. Конечно же, она умеет танцевать. Причем так, что десятки сердец, как женских, так и мужских, забьются в унисон: кого оставит равнодушным пляска Гидры? Гибкая, как змея, текучей волной проносящаяся по залу, способная дышать музыкой: точно так же, как пела на репетиции, обратив слушателей в застывшие статуи...
Сегодня - её вечер, и только её. Её, что покидает распахнувшиеся ворота Бейлишей на черном лимузине Каннигана. Её, что идет под руку к братом-близнецом, как шла во сне на свет звезды из окна. Её, что уже поспешила вместе со своим почти-отражением, желая подготовить сюрприз на выступлении и впервые вызывая у Чоя чувство долгожданного спокойствия за судьбу дочерей.
Афина сейчас - все они, и голоса внутри гомонят, требуя в последний момент сменить одежду. Спорят о том, какой цвет вышел из моды, и предчувствуют ночь, способную все необратимо изменить. Бьется струна, стучит в двери Тара, и мама внизу словно сияет тьмой, видимой лишь ей одной. Близится ночь, что сменит этот безумный кровавый закат... но смерти уже не будет. Потому что впервые Афина не желает ломать или калечить, находя себя в роли собирающей тех, кто сделал с её помощью свой выбор.
Она готова к ночи с сестрами, в которой нет и не будет боли... по крайней мере, для неё. Потому что Охота -всегда чье-то страдание, так заведено...

[Kammerer]

Лин ждала. Сейчас, когда все возможные приготовления были завершены, она могла лишь занять себя чем-нибудь, пока время не придет. Вилли ушел - если бы Лин могла бы ему помочь, он бы так и сказал. Детям не нужна была помощь для сборов. Можно было занять себя уборкой по дому, но на это Эвелин не стала бы идти даже бы от смертельной скуки.
Оставалось лишь дремать - да и эта дрема была хаотичной, часто прерывавшаяся звуком внешнего мира либо шёпотами Астрала. Настолько слабым был этот сон, что ей не нужен был звонок в дверь, чтобы проснуться. Мать услышала дочерние шаги как только они прозвучали по дорожке...

 - Заходите пока, раз уж Афина не спустилась, - Лин провела брата и сестру в кухню, где разлила каждому по чашке кофе. Себе на этот раз она его наливать не стала...
 - А? - полусонно переспросила она на вопрос Тары, - Всё хорошо. Просто очень уж напряженными стали последние дни. Вот я и попросила у директора лишний выходной, думала, приведу дом в порядок...
Она снова лжет - на этот раз, она надеется, в последний раз. Скоро, и в лжи пропадет надобность.

[Руслан]

Поднимается кофейный аромат, щекоча ноздри. От чая, ассоциируемого с Меган, она, наверное, сыты по горло - особенно Тара. А вот кофе им сейчас нужен, как никому другому, подкрепляя и так фонтанирующее предвкушение праздника...
Взгляд матери и дочери соприкасается, и нить вздрагивает очередной волной. Лин обманывает, знает Тара, но так же она знает, что скоро услышит правду. Значит, все хорошо, мама права, что бы ни делала...
Насколько сильна её вера, поражается Лин - даже пройдя через душу насквозь, это не может не удивлять. Девочка верит, любит и принимает, и Сова, ставшая одним целым с Лин, знает, что сделает все, чтобы дети были счастливы. Вместе с ней Афина-Тара, и множество других дочерей-сестер, всегда смогут идти по темным дорогам туда, куда поведет Семью жизнь...
... Они обсуждают слухи о захвате заложников в аэропорту, названные учениями. Конечно, убеждает Рик, будь все на самом деле, разве кто-то разрешил бы им проводить праздник? Но откуда мальчику знать о странных внушениях, похожих на тот лабиринт, что парил над военной базой? Узорах, что Лин видела в телевизионном выпуске новостей, чьи холодные, резкие изгибы сжатой пружины слышала в треске радио. Город грезит в своем обмане, потому что силы, собирающиеся вокруг, хотят сохранить свои угодья в неприкосновенности...
... Ден пропал, сообщает Тара, и Лин знает, где его искать. Только-только вернувшийся домой мальчик ушел тропой зеркал в Тень, и Джек, фейский дружок Элли, сделает так, что его никогда не отыщут. В прошлом Король Терна просто сотворил бы двойника, пугало, заменяющее отправленного навстречу столице Дена, но сейчас его сила ушла. Дженкинс и его люди с ног собьются, в поисках исчезнувшего средь бела дня подростка. Но, зная имя Пьерро, данное духу, ему все равно пришлось бы уходить - одержимые быстро теряют человеческий облик. Хорошо, что у родителей Дена есть еще и маленькая дочь, им останется, кого любить...
Это жестоко, но охотник не сожалеет добыче. Таков путь Матери, темная дорога, и Лин не скучно на ней, как не скучно было бежать по волнам героине одной книжки, что она читала еще в годы учебы. У каждого свой остров в конце пути, и её остров - Семья. А, значит, путь её будет долог...
... вечен, говорит темнота внутри, в этот раз обходясь без слов. Вечен, пока Мать не взойдет в Высших Небесах черной звездой. Призывая нас всех к себе в совершенство чистой тьмы...
... и наполнен переживаниями. И теми, после которых жизнь кажется разломанной пополам костью, раскалывающей тело болью, и другими, вроде этого уютного вечера на кухне. С ей дочкой и мальчиком, которому долго-долго ступать по острым ножам памяти...
- Небольшое фото, - из-за пояса Рика появляется мини-поляроид, явно взятый на ночные танцы. - Для нашего альбома.
- У нас с Риком с каждого праздника общие фото, - поясняет Тара, легким, свободным от прежней боли и страхов голосом.  - И тех, с кем мы дружили и общались.  А теперь будет новый альбом - с тобой.
Наш семейный альбом, звучат ей мысли, ясно слышанные матери. Ты и я, вместе...
И Тара даже мысленно не спрашивает, не бросит ли Эвелин её, потому что нельзя зайти так далеко в доверии и сохранить сомнения.  Мать, что знает все её секреты и желания, мать, ставшая ей всем - больше чем просто человек в глазах шестнадцатилетнего ребенка. Идеал, образ, как те Высшие Небеса, о которых когда-то говорил Картер...
Вспышка света фотоаппарата превращает гостиную в застывший на миг мир, рожденный моментом и моментом лишь живущий. И Лин видит узы между Тарой и Риком, кровные и чистые, как и у всех близнецов. Шестнадцать прожитых лет на двоих, требующие честного ответа - как она поступит с мальчиком, чья сестра навсегда станет её дочерью в эту ночь?

[Holod]

  «Никуда не годиться. Умываться в ванну и все сначала»
  «Бли-и-ин»
  «Черт, опять размазали»
  «Отсутствие практики сказывается»
  «А может ну их эти красивости. Каждый раз как мы выпендриваемся, случается какая-то херня»
  «НУ-УЖ-НЕТ! Мы их всех уделаем! Сегодня нам есть для кого быть красивой. Мики должна смотреть только на нас»
  «И не только, сегодня важный вечер»
  «А-а-ай! Опять туш в глаз попала. Да что ж это такое?!»
  «Мы так точно никуда не успеем»
  «Крутые времена требуют крутых мер»
  Реальность дрогнула, и стены комнаты начали расплываться, сменяясь потрескавшимся мрамором стен Храма который никогда не существовал. Афина сильно сомневалась, что кто-либо среди Монстров когда-то использовал свою власть над реальностью, чтоб просто навести марафет перед балом. Хотя чем Темная Мать не шутит. Теперь рук было намного больше, хотя и голов тоже.
  «Хорошо, работаем. Андромеда, к барьеру»
  «А почему сразу я?!»
  «Ну а кто?! Это же твое лицо пойдет сегодня косить всех направо и налево улыбкой и убивать взглядом. И этому взгляду сейчас нужны тени»
  «К счастью, совсем немного»
  «Энни, ты принимайся за прическу. Работаем»
  С идеально скоординированной работой двух десятков пар рук процесс пошел быстрее. Андромеда стоически терпела, сидя в центре этой макияжно-парикмахерской бури.
  «Красота требует жертв»
  «Угу, и я уже готова кого-то зарезать. Давайте быстрее. Нам еще одеваться, а это мы уже сможем сделать только снаружи»
  «Успокойся, еще чуть-чуть. И тогда у всех парней, которые нас увидят, загорятся штаны»
  «Это их проблемы, главное чтобы понравилось Мишель»
  «Эту помаду она нам сама подбирала»
  «Сара, завязывай с тоналкой, это наше лицо, а не стена для твоего очередного граффити»
  «Стоп!»
  «Что?»
  «Слышите?»
  «Тара пришла»
  «Ну вот и все»
  «Но теперь же все будет по-другому, правда ведь?»
  «Да. С этого вечера и навсегда»

  Афина появилась на ступеньках как раз в тот момент когда в гостиной стала затухать осветившая все фотовспышка. Казалось свет специально не торопиться уходить, медленно растекаясь по углам, и превращать застывшую контрастную картинку вновь в живой мир.
  - Все уже в сборе?
  Все присутствующие в гостиной обернулись на голос. Афина оказалась не в платье. Аспидно-черные брюки-клёш почти сливались в одно целое с таким же сверкающе черным корсетом без бретелек, позволяющий идеально уложенным волосам свободно струится по обнаженным плечам. Сегодня Гидра не хотела скрываться за масками. Сегодня была ночь Охоты.
  - П-привет, Афина. Выглядишь…  э…
  - Я знаю, Рик. Спасибо.

[Руслан]

Ты же знаешь, как боль подбирает слова,
Как древнейшие сны выплывают из детства,
Как в ладонях зимы прозревает трава,
Как врастают глаза прямо в самое сердце,

Как в сплетении солнечном маленький взрыв —
И качается ночь, и сдвигается время.
И дышать на измор, и любить на разрыв,
И за кем-то идти сквозь смертельную темень.

Как бессмысленна плоть, где касания нет,
И врастают слова в пересохшее нёбо,
Как сочится сквозь кожу болезненный свет,
Как просто сорваться из нежности в злобу,

Как былые надежды затёрты до дыр,
Как без ветра крыло превращается в бремя.
Как на лёгкий толчок сотрясается мир —
И вбивается ось… прямо в самое темя! (с)

Единственной причиной, по которой Тара не обняла сестру, было нежелание испортить великолепие прически и одежды новой школьной королевы. Потому что Афина не могла сравнивать, но даже Мишель никогда не выглядела столь неотразимо, водянистым туманом в лунную ночь скользя по ступеням. Но объятия все же состоялись - там, внутри, нити дрогнули, неся теплые мысли в глубины Храма. Мы вместе, думала Тара, и была такой счастливой, что ради этого момента готова была даже...
Наверное, "умереть" звучало полнейшей банальностью и бредом. Тем более что умирать Тара никогда не желала: напротив, всегда мечтала о жизни. Она хотела жить, переживая и этот миг и все последующие рядом с новой семьей и той частью старой, что сейчас покраснев, разглядывал облаченную в топ девушку. После обычных пацанских джинсов, кроссовок и футболки красота Афины могла сравниться с великолепием невесты, идущей к свадебному лимузины.
Мы вместе, эхом отозвалось на Острове шумом волны и ветра, каждой шелестящей песчинкой. Время Охоты пришло и темная дорога открывала свои пути прямо в сознание Тары. Для неё и для Лин, словно стоящих на разных концах отрезка пути...
- Мишель в тебя влюбится просто без ума, - внимательность в очередной раз не отказывала Таре. Да и скрывать здесь было не от кого: напротив, для становящейся их частью девушки это стало домом, где нет недомолвок. - В конце официальной части, что приготовили наши креативные певицы, королева школы всегда танцует с кем-то.
- Кажется, я даже могу поставить все свои карманные деньги на то, что это будешь ты, - к Рику вернулся голос. - Знаешь, если завтра твои фото не украсят все странички наших одноклассников в интернете, я перестану верить в людей.
Он не понимал, что лишний, что с этого момента всегда останется... кем? Близнецом, которого не взяли в сон янтарного света и голубых лагун? Когда-то они с Андромедой одновременно ушли в воды от разлуки, а его звало море - могут ли наши мечты знать наперед судьбу? Есть ли эта судьба, о которой любил рассуждать Картер?
Этого Афина не знала: только выбирала для себя то, что просто желала сделать. Тара, танец с Мишель... и темная дорога, которая казалась одновременно близкой и далекой...

[Kammerer]

Лин радостно улыбнулась, когда Афина спустилась.
 — Вы все замечательно выглядите, - это было искренней похвалой, даже Рик сиял рядом с сестрой, - это нельзя оставить забывать. Рик, дай мне фотооаппарат.
Снимок с Эвелин и Тарой мать оставила себе.
 — Так, давайте сначала все вместе.
Она сняла обнимающихся детей: Афину, Рика и обнимающую их  Тару. Этот снимок Лин вручила Таре.
 — Держи. На память о всех веселых временах с родными.
Следующий кадр был с Афиной и Тарой.
 — Афина, это тебе. На память о самой красивой.
Эвелин даже не уточняла, кто на свете всех милее. Афина и так всё поняла.
 — А ну, брат с сестрой, садитесь рядом.
Лин вручила квадратик Рику.
 — На память о самом смелом брате. Только Элли не говори.

[Руслан]

Щелчки, выскользающие пластинки фото.... Ей нравился поляроид, отличие которого заключалось в вещественности запечатленного момента. В его искренности: не будет коррекции цифрового фото на экране компьютера, оно не затеряется среди заполняющих соцсети картинок. Здесь и сейчас... кажется, Рик это понимал. Может быть, из всего этого вечера, мальчик понимал только это, потому что в шестнадцать не думаешь о расставании. Но такое озарение было хорошим началом, основой на долгие годы. Пусть помнит, что у него было, человек, уходящий на танцы с чудовищами. Действительно самый смелый брат, что Лин встречала...
... Время звало их на встречу ночи и веселью. И темная тропа так же звала Лин: там, среди падающего снега. она расступалась под кроной огромной ели. Когда-то, совсем маленькая, любопытная Эвелин подошла к рождественской елке, заглядывая среди её разлапистых ветвей. Почему-то одинокой приютской девочке казалось, что внутри пространство больше, чем снаружи, в переплетении пахнущих хвоей пушистых иголок. И сейчас, спустя много лет, этот запах возвращался, густым облаком висел на темной дороге, куда им с Афиной вдвоем предстояло пойти. Разные тропами, с разных сторон, но к одной цели - туда, где внутреннее действительно обширнее внешнего.
- Я утром приду, - Тара улыбалась, глядя на маму и появившиеся в руках каждого фото. - Сонная-сонная, хорошо что уроков нет. Наверное, как вернусь, упаду и усну...
- Если что, я прикрою, - Рик говорил об этом спокойно, наконец-то не видя во втором доме для сестры ничего странного. Как и Тара, он быстро привыкал ко всему на свете, если это его радовало. А улыбка сестры к таким вещам точно относилась. - Скажу, что Тара вам помогает, это её только порадует. Говорит, что это хорошо учит ответственности и ценить труд.
Её - значит миссис Фрайзер. Кто-то отдает свои имена, а кто-то в устах детей их не получает...

[Kammerer]

Лин грустно улыбнулась. Рик еще не потерял сестру, а его будущая боль уже давила сердце Эвелин...
 - Не беспокойся, Рик, я сама придумаю что-нибудь. Ты, главное, повеселись там от души.
Мать подошла к Афине и обняла её.
 - Великолепно выглядишь, - повторила она комплимент, который её дочка по-настоящему заслуживала, - я думаю, когда ты вернешься, тебе будет, что рассказать. Я буду рада послушать.
Сегодня дочь будет встречаться с Мишель, Джин-Хо, Йонг, Тарой... все в одном месте, все рядом с ней, и она - в центре внимания и обожания. Пусть это всего лишь тень того момента, когда все сестры окажутся в Храме, но подавленной и уставшей Афине важно было почувствовать, что цель возможна, и она всё ближе и ближе.
Напоследок, перед тем как выпроводить детей из дома, она крепко обняла Тару.
 - Я буду ждать тебя. Обещаю, - прошептала она на ухо дочери, - глаза не сомкну, пока ты не вернешься домой.
И это было чистой правдой.

[Руслан]

Тень взлетевшей Совы на белом снегу движется к тропе, что оставила для неё душа Тары. Белое над белым, она бросает вниз черноту тени от крыльев, хотя в заснеженном лесу нет солнца и луны. Свет просто падает со всех направлений, и глаза Лин различают, что струится он со стен Улья. С той размывающейся в пространстве черты, где сон оборачивается кошмарами Изначальной Грезы.
Сияет растворенная звездочка Тары, освещая её путь. Основное предстоит сделать Афине, потому что только от неё зависит, войдет ли новая сестра в вечный дом, но Лин слишком близка с обеими, чтобы сомневаться. И одновременно, она летит, зная что роль её, суть её, выбор - опекать даже здесь. В первом переходе души, что может открыть иные двери Охоты Гидры, заколоченные с самого рождения Монстра. Не ломая, а принося выбор. Не принуждая, а позволяя сделать шаг...
Тает за спиной Улей, нитями черноты открывается перед ней дорога, и снежная вьюга сменяется кружащимися во мраке точками. Каждая растет на глазах, дрожа и изменяясь: остроконечные звездочки превращаются в амеб, выбрасывая длинные щупальца в сторону Лин.
Сова летит, ощущая, как чернота её пути дразнит иных, ушедших и так и не родившихся. Её братьев и сестер, голодных, замерзших в своей смерти и в то же время вечно живых. Словно исполинские насекомые и грызуны, твари, которых не видят её глаза, но чует сердце, стараются преградить путь.
Жвала и щупальца, пасти и немыслимые переплетения частей тел на миг возникают в окружающем мраке, обдавая Сову едким холодом. Ужасы голодны, Ужасы свободны от плоти, и каждый из них ощущает дрожащий огонек девичьего тепла. Мечтая пожрать ту, что стоит в центре темной тропы, куда им с Афиной иди с разных сторон души.
Отдай, звучат беззвучные возгласы, и над темными нитями свивается паутина. Огромные исполины, веками не обретающие тел, ползают по ней, словно тысячеглавые слизни. Слюна их, капающая во тьме, оборачивается на других слоях Астрала чьими-то кошмарами. Отдай, отдай пищу, отдай, повторяется в движениях щупалец и лап, и изменчивых и текучих формах, в покрывающих тело человеческих лицах с кровоточащими пустыми глазницами...

[Holod]

    Хоть Калифорния и не знала настоящих холодов, темнело здесь в феврале все равно по-зимнему рано. Афина молча сидела на заднем сидении такси, рядом с возбужденно галдящими близнецами и смотрела на убегающую во тьму дорожную разметку.
   «Вы ведь все чувствуете? Как узел сжимается?»
   «Конечно. Ведь ты это мы»
   Афина незаметно посмотрела на веселящуюся, в предвкушении праздника Тару. Сейчас для нее почти не существовало звуков реального мира, да и воспринимала его довольно смутно. Ее мир ужался до ее собственного Логова, но Тара была здесь, рядом.
   «Мы ведь заберем ее»
   «Или она к нам придет»
   «А есть разница?»
   «Теперь есть»
   «Пока нет»
  «Но после этого вечера будет. Этот вечер и существует для того, чтобы разница появилась»
  «Нам страшно?»
  «Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да»
  «И мы сегодня будем танцевать с Мишель. На глазах у всех»
  «И поэтому тоже страшно»
  «Странно все это. Нам предстоит перерождение всей нашей сути и обычный танец с любимой девушкой, а страх почти одинаково сильный»
  «И вот в этом как раз нет ничего удивительного»

[Руслан]

Спортзал сиял огнями, заливающими всю пришкольную территорию. Гремела музыка, слышная даже на улице, и дежурившие патрульные и дружинники невольно улыбались, вспоминая в её раскатах свою молодость. Крис, словно специально зная, чем занять их до начала бала, ставил старые записи рока, кантри, блюза - того, что решившие охранять здание снаружи люди будут с интересом слушать. Скоро всему этому предстояло сменится молодежными ритмами, но пока среди подъезжающим машин, разодетых в свои лучшие наряды старших школьников и желающих им хорошей ночи родителей Афина чувствовала себя, словно морская змея. Любая мелодия была её, любой жест и шаг - потому что двадцать два сознания, слившиеся воедино, вмешали в себя все возможные грани нынешнего веселья.
Легкая и элегантная, ступала она среди смеха и веселья в те помещения, где её пытались задушить, сжечь, расчленить и изнасиловать за все краткое время учебы - в отреставрированный спортзал, над которым сыпало молниями вечное кружащееся облако. И в такт её движениям танцевал вихрь, который один не прекращал свое движение, но сейчас вбирал эмоции предвкушения, кружился быстрее и быстрее. Словно бы Джейн, мертвая и оставившая свою тень, тоже пришла на весенний бал...
Краски и лица, пестрые цвета гибнущего человеческого зоопарка... Все они обступали Афину, но не могли удержать, и она видела весь зал, где обычно тренировались девочки Микки. Видела одноклассников и одноклассниц, чье число поредело со дня их приезда, завистливые, испуганные и восхищенные взгляды... И не просто видела: каплями воды оседали они на её мыслях, сгущая здешнюю атмосферу до почти различимой плотности.
Вот устроивший себе настоящее место ди-джея Крис МакКрос, нацепивший неизменные наушники и почему-то повесивший на шею собачий свисток. Подумывая, не является ли это формой троллинга, Афина поймала его взгляд, короткий кивок и довольную ухмылку - кажется, и в этот раз в её адрес было что-то припасено. А потом она заприметила музыкальный коллектив: всех их певиц, присутствовавших на её единственной репетиции, и собирающихся чередовать танцы с собственными номерами. А среди них - Чоев.
Близняшки оделись подчеркнуто зеркально. Джина сменила наряд на вызывающий, одолжив у сестры облегающие кожаные штаны и футболку, на которой недвусмысленно был изображен черный ошеййник с шипами и надписью: "любовь - это право причинять желанную боль". Даже не оглядываясь, Афина услышала, как нервно сглотнул вспотевший Рик - не у её одной инстинкты бушевали в эту ночь.
Йонг же было не узнать: та одетая в светлое платье до пять фея с аккуратно уложенными алыми волосами, и тонким поясом, охватывающим талию, просто не могла быть садисткой и грозой всей школы. Сегодня сестры показали друг другу и всем, насколько близки и взаимозаменяемы, насколько едины по характеру при внешнем несходстве. И не один Рик смотрел на Джину с восхищенным азартом, как на некий экзотический и ядовитый цветок. Опасный, но вызывающий сладкие грезы, присутствие которых уже висело сочным ароматом...
Место хватало всем даже при расставленных у стен и трибун столиков с напитками  и закусками, и не заметить Мишель Афина не смогла. Потому что та, кто была способна одеться лучше всех учениц, вместе взятых, сегодня выбрала нечто невозможное. Платье будто бы из лунного света, не прозрачное при неподвижности, но тающее и подчеркивающая каждую деталь стройного тела при движении мерцанием серебра. Если кто и заслуживал право зваться белой королевой, то это была именно она - улыбающаяся, дарящая всем приветствия и наконец-то счастливая, потому что нашла в толпе глаза той, что стала темной правительницей этой ночи. Двумя гранями, двумя половинками смыкающегося целого, их тянуло друг к другу с первого знакомства, сейчас Афина это твердо понимала...
- Она Меня убьет... - Элли бесцеремонно дергал за топ, не особо заботясь, что помнет, и указал глазами на Лору. Она одна казалась поглощенной не весельем, а улыбкой сестры, в которой уже скользило что-то нечеловеческое. И кольцо, которое Тина повесила на шею, как ожерелье, все чаще и чаще касалось её невольно вскинутой руки - что также вызывало нервные взгляды сестры. - Потому что видит, что становится лишней. Я бы отдал её Лордам Вечного Смеха, чтобы научить красоте, но Тина будет плакать. Не хочу, чтобы она плакала, поэтому пусть лучше Слепая Лора живет человеком и мечтает убивать меня опять и опять. Сегодня Тина наденет Мое кольцо на наш танец....
... И дрожали Узы, соединяя их с улыбающейся Тарой все крепче, все сильнее, даже когда руки сестер не касались друг друга. Потому что однажды начатое волшебство нельзя остановить тем, в ком живет магия: как нельзя пожелать не дышать, если дыхание твое - жизнь. Тара любила её, любила маму, и этого хватало, чтобы жизнь струилась в Афину, не убывая из Тары, а словно открывая слой за слоем перед её раскрывающейся душой. Не выкачиваемая или высасываемая по капле, а готовая сбросить старое тело и нырнуть в омут нового, такого теплого и уютного дома...
- Это будет незабываемая ночь! - прокричал в толпу Рик, чье настроение было настолько хорошим, что превысило привычную отстраненность от одноклассников - и они поддержали его ликующими возгласами. Чои смотрели на Афину, как смотрят на нечто чудесное, пришедшее наяву из сказки - но ничто не могло сравнится с взглядом Мишель, подошедшей к своей избраннице в окружении мгновенно примолкших спутниц.
- Ты изумительная, Афина, - произнесла она, и улыбка на лице казалась настолько живой, как в момент валентинова дня, когда иссякли слезы над посаженным цветком Джейн. - Знаешь, сейчас все прибегут и будут звать меня и тебя на танцы, но главный танец - только наш. Договорились?
Пахло духами, кипарисом и медом. А еще - розами... и соленым морем, словно к аромату Микки примешался запах самой Грезы, той её части, что принадлежала Афине...

[Kammerer]

Сове пришлось сойти с прямой дороги, чтобы увернуться от нерожденных родственников. Эти души так бы и спали здесь, пока бы их Голод не погнал бы их в человеческие тела... но сейчас, почуяв добычу так близко, они зашевелились в своей дреме. Недостаточно, чтобы по-настоящему пробудиться, но достаточно, чтобы быть опасной для Совы.
Первичный бульон никогда не уходил - только сейчас это не первые клетки плавали в теплой протеиновой массе, а древние кошмары отдыхали в мерных снах человечества. Уставшие, почти уничтоженные Ужасы приходили сюда, чтобы год за годом восстанавливать силы. Хор человеческих разумов создавал образы, которые были для этих детей Матери идеальной пищей - питательной, но пресной и слабой. Поэтому проскальзывающие звезды могли раззадорить спящий Голод и отправить Ужас в новое путешествие...
Не то, чтобы Лин была рада этому откровению прямо сейчас. Братья и сестры сейчас только мешали, и Сова стала закладывать виражи, чтобы уворачиваться от любого возникшего препятствия. Ужасы в своей колыбели были сильны, но слепы и неповоротливы - чем мать и собиралась воспользоваться.

[Руслан]

//Ранг 2 + Точность 4 = 2,10(9),7,5,6,9//
Он неслась среди одухотворенных течений темноты, которые были её сородичами: каждый из них сейчас буквально сливался с миром бесконечного страха, присосавшись к его сладкой силе. Возвращаясь к Матери, частью которой был, храня свою сущность в её колыбели, чтобы спустя годы или века вновь одеться плотью обновленным и исцеленным...
Где-то здесь погасло холодное сияние Мэл, но думать о ней Лин сейчас не могла. Только пожелать дочери крепких снов, будто теплым одеялом накрывая своими взмахами клубящуюся тьму. Через нити паутина она прошла, минуя ползущие и стрекочущие во мраке щупальца с вырастающими на их концах пастями - слишком быстрая для них, окоченевших в холоде смерти. Потому что сейчас сама чувствовала, насколько же мерзнут все они, её родственники, в мире, который был истоком их рождения.
В голову лезли чуждые образы младенцев, пьющих кровь и в крови купающихся в уюте женской утробы, но Лин не была человеком и не могла быть смущена такими кошмарами. Греза чувствует слабину, но не враждует со своим порождением - просто уроки её болезненны. Это место их рождения, но Тиамат недаром делает каждого живущих среди людей... нельзя вечно цедить страх через пуповину Ужаса из самой Грезы. Надо самим его нести, как семена, что фермер сеет в надежде на пышный урожай.
Возвращаясь на тропу, она оставила позади нескончаемый голод древних душ - Узы вели куда-то ниже. Конечно, понятие сторон света в Грезе приобретало смысл абстракции, однако Лин все равно воспринимала свой спуск как погружение. Слои, что Картер называл Онейросом и Тенемосом, лежали "выше", а сейчас каждый взмах словно преодолевал возросшую упругость воздуха. Дорога звала - опустись и шагай, а не лети, но для Монстра движение и полет были неделимой вещью.
Она держалась как можно ближе к темным нитям, черпая в них защиту от густеющей темноты, и одновременно чувствовала, что впереди надвигается что-то, сменяющее Грезу. Почему тропа Тары уходят сюда, где нет места людям?
Ураганный вихрь бушевал впереди, разгоняя мрак бесконечным туманом, и ветер этот был живым. Каждым своим дуновением, каждым извивом в светлеющем пространстве он напоминал нечто бесконечно протянувшееся во все сторону и разбросавшее щупальца своих ветерков по целой вселенной. Слишком яростный и объемный, чтобы в нем двигаться, потому что начинались те слои Астрала, где даже Монстры ощущали себя чужаками. Места не коллективного подсознания, но реальности, где чистые стихии соприкасались с архетипами человечества, ведя к таинственной Оси Мира, его коллективной душе. Ужасы не часто опускались себя, в места абстракций, потому что сны и страхи камней и шелестящей под луной травы не могли наделить их ничем, но, конечно, знали и про этот уголок Астрала.
Лететь здесь невозможно, понимала Лин, как невозможно и шагать, словно беспечный канатоходец. Нужно стать стихией, идеей, чем-то, сочетающим её суть и в то же время первозданным и могущественным. Рассыпаться на образ, что пройдет сквозь ветер и другие вселенские архетипы, и вновь собраться на той стороне - потому что Узы вели дальше...

[Kammerer]

Направление, движение? В таких слоях уже невозможно было по-настоящему изменять своё положение -  лишь растворяться в вечных образах, нырять в них как рыба и выныривать стремительной стрелой.
Потому Лин не стала замедляться, когда новое препятствие возникло на её пути. Вместо этого она прижала крылья, свободно падая вниз. Мороз, идущий от её белых крыльев, сначала был простым холодом, затем дорожкой снежинок, ползущих за Совой... а под конец ледяная корка покрыла Лин целиком, сотворяя из матери буквальную комету. Не живое существо, всего лишь явление. Кусок камня, железа и льда с двумя хвостами, пролетающий из одного места в другое, не задерживающийся нигде. Стремительно появившийся и так же исчезнувший...

[Руслан]

Она прошла ледяной кометой, рассыпаясь шлейфом тающих искорок, когда ветра остались позади. И летела дальше, то через небо, где слой за слоем занимал огонь, то через реальность водяных смерчей, жадно ищущих что-то своими ртами. Простой лед здесь бы не прошел, но сутью Лин оказалось сочетание противоположностей, теплая любовь к своим детям с возможностью быть ради этого жестокой. И против данного союза гармоничных противоположностей здешняя реальность не знала защиты...
Возможно, так и было устроено силами, что стояли на страже Анима Мунди, души вселенной. Чтобы лишь способный удержаться на целостности самого себя, на собственном характере, мог одолеть путь, и Эвелин оказалась достойной...
Впереди возвышалась какая-то тень, - Дерево, на чьих лепестках дремлют галактики и созвездия, с чьими цветами раскрывается и сжимается сама вселенная, отсчитывая свои циклы - но дорога Тары вела не туда. Да и, честно сказать, Лин не была уверена, что хоть кому-то можно пройти тропой к этому теневому роднику вселенной, и безнаказанно вернуться назад...
Мир выглядел больше, ярче, но для женщины-совы это не имело значения: её настоящая жизнь продолжалась не здесь, среди откровений, достойных богов. А там, где она сейчас сидела, на кровати спальни, в ожидании возвращения своих детей, усталых и довольных...
Внезапно тропа под её стремительным полетом начала менять цвет. Тьма смешалась с золотыми искорками, и объединенный разум Совы и Лин вспомнил слова Картера про дорогу, ведущую в небо. Но и здесь пути расщепились, оставляя позади мерцающий красотой благородного метала луч, по которому волшебники мечтали ступить к высшему могуществу.
Она же шла своей дорогой - тропой матерей, и черное возвращалось, сменяясь серебристым лунным цветом. Тем самым, что когда-то рассыпался от удара её клюва по всему Улью, не способный померкнуть, цветом седым и вечно юным. Как бы не хотели демоны, как бы не клубилась грязь, - в тот числе и в её старой ошибке, - некоторые звезды не желали гаснуть вопреки всему.
Когда-то сущности, люди и нелюди, чьи интерес сошлись в Мудстрикте, решили, что его свет надо сделать тусклым, но они не подозревали, сколько на самом дели зажгли огней. И меркнет свет... она бы смеялась, не будь поглощенной величием этого полета. Может быть он и мерк, но лишь для того, чтобы другие, чистые звезды, мерцали все ярче и ярче на его фоне...
Так низко, что это превратилось в высоко. Так глубоко, что пронзенное дно астрала вдруг оказалось небом...
Дорога заканчивалась. Она это чувствовала, летя во вновь сгустившейся тьме к месту, которое пахло еловой смолой из её детства и хризантемами. Цветущими хризантемами, полными лунной росы в своих чашечках, которые Лин еще не видела, но уже ощущала. Приближалась граница, предел иного пространства, которое она даже не могла описать - от близости к нему перья вставали дыбом, словно наэлектризованные разрядом здешней...
...Вечности. Да, вечность была наиболее подходящим словом... В преддверии чего-то бесконечного летела Эвелин, добравшись по Узам к сердцевине Тары, себя и вселенной. И нечто спросило гостью, не используя слов. Не было ни голоса, ни образов, ни мыслей, но в каждой клеточке её души возник вопрос - понимает Лин, что нельзя вернуться назад неизменной? Входя в принадлежащее вечности, желая забрать что-то, для чего "душа" - слишком крохотное слово, принимает ли она последствия?

[Holod]

   - А разве могли быть хоть какие-то другие варианты? Нашим будет не только танец, а весь сегодняшний праздник. – Афина с жадностью пожирала фигуру Мишель под тонким платьем. - А ведь я как раз подозревала, что ты владеешь магией?
   - Что?!
   - Это платье. Иначе как благодаря очень сильному колдовству, оно бы не смогло на тебе держаться.
   На лице Микки появилась игривая улыбка
   - Буду считать это сразу двойным комплиментом. Бородатые шуточки выдают тебя лучше всяких румянцев.
   «Палимся»
   Афине не оставалось ничего иного как смущенно пожать плечами
  - Туше.
  - Ладно, иди веселись. Пока тебя не заграбастали. Я уже вижу несколько расставленных на тебя капканов, - Мишель кивнула в сторону музыкантов. – Дерись до последнего и даже и не думай скучать.
   Многочисленная свита Мишель утащила ее куда-то в другую сторону зала, и Афина на какое-то время осталась одна. Зная, что долго ей наслаждаться ее уединением в толпе не дадут, она нашла взглядом Эллисона. По его отрешенному, даже больше чем обычно лицу, ей было прекрасно видно, что здесь лишь часть его.
   «Держись, Эл, - эхо многих голосов сестер заплясало по зеркальному лабиринту среди роз, - сражения бывают разные. Это даже пострашнее. Ты ведь хотел сделать Тину равной себе, так дерись. Ведь в этом тебе нет равных»
    Ее мысленные напутствия были прерваны налетевшим ураганом, который на самом деле оказался близняшками Чой.
   - Что за потерянное лицо?! Только-только пришла, а уже загрустила?
   - Даже и не думала. С вами не загрустишь. Просто искала в толпе Тару.

[Руслан]

Она ожидала, что Крис обратится к толпе, выступит в роли ведущего этой вечеринки - но молчаливый парень лишь поднял вверх руку со сложенными указательным и средним пальцем. А затем, когда хорошо знающие этот жест с прошлых лет школьники замолчали - включил колонки на полную.
И музыка грянула, громыхая в этот раз уже не наружу, а вовнутрь помещения. Закрывались двери, последние припозднившиеся гости присоединялись в этому наполненному постоянно движущимися телами полумраку - что бы ни наколдовал Крис, и звук и свет сплетались настоящим магическим узором над превращенной в танцевальный зал ареной. Вот кто-то из выступающих запел, но этот голос терялся на фоне музыки, смеха и разговоров разбирающих закуски и напитки у краев зала. По мнению сестер, начинать танцевальный вечер с обжорства было дурным вкусом, но не все пользовались такой бешеной популярностью, как Мишель. Ту вместе со всеми её подругами уже спешили приглашать одноклассники, и она была не прочь: с легкой улыбкой, показывающей низкую цену такого танца...
- Вы решили стать самым большим сюрпризом сегодняшнего вечера, - Тара, обращаясь к Чоям, умудрялась танцевать, не на секунду не прекращая движения. Куда делась та девочка, что смущенно стояла у их крыльца? Сейчас прежняя готка, мечтательница и романтик, поверивший в странную, выдуманную её самой сказку, ставшую явью, скользила среди вспышек света. И тень её стелилась, словно змеиный хвост.
- Нет, - им проходилось кричать, чтобы приглушить музыку, и у Джин даже это получалось музыкально. - Все сюрпризы еще впереди...
Найдя взглядом Рика, она без лишних слов обвила его за шею, и пучина танца поглотил двоих. Афина могла бы услышать, что шепчет одетая в хищный наряд сестра, но не стала: даже в лучах софитов краснеющее лицо Рика было хорошим ответом.
- Лично я собираюсь поймать какого-то парня из тех, что меня боится, и пригласить на медленный танец, Йонг оглядела толпу взглядом хищной акулы. - Просто чтобы думали ЧТО ЭТО БЫЛО??? Но не сейчас, надо их разогреть... жалко, хлыст дома остался...
И они танцевали - Тара, Афина, Рик, и близняшки... кружась среди прочих тел, где то и дело мелькали взметнувшиеся волосы Тины и довольный оскал Элли. Было слишком шумно, чтобы разобрать, что происходит, но Эллисон, кажется, серьезно разрывался на части: движения становились как у робота, переходя в его же танец. То, что музыка не капли не походило на электронику, его не смущало - еще один обладатель дурной репутации мог позволить себе чудить.
- Мне нравится этот парень! - вдруг заорал Эл, ткнув пальцев в одного из танцоров, отчего тот попятился, наступая на ноги соседям. А через секунду прозвучало чуть ли не на весь зал, - Тина, я тебя люблю!!!
Лора, бочком выбравшаяся к стойке с напитками, усердно делала вид, что она их не знает, а заливающаяся от хохота девушка - не её сестра. Впрочем, шалости Эла были и менее безопасны: в какой-то момент Афина показалось, что среди вспышек серебристой рыбкой мелькнул нож, проносясь среди танцоров и впившись в стену. В безумной светотени он остался незамеченным, но на пару дюймов левее - и одна из подружек Мишель стала бы безголовой. Куда Эллис их себе засунул, чтобы протащить на танцы, Афина даже знать не хотела - она чуть не споткнулась от увиденного.
"Мать!"
"Которая наша или которая всех?"
"Которая "твою мать"!!! Что он творит?!"
"Он с кем-то дерется. И кажется, уже не в Улье сам"
"Ну, чудесно... они бы с дедом еще решили именно сейчас с холмом повоевать"
Тина, наблюдающая за всеми странностями спутника, напротив, будто пьянела с каждой секундой. И в какой-то момент, не прекращая движения, сорвала с шеи цепочку: Афина пропустила момент, закруженная Тарой в  восьмерке телодвижений. А через миг глаза Тины смотрели уже на неё и только на неё: не просто испуганные, а превращающиеся в стеклянные блюдца.
И одновременно она продолжала танец, на пару с Элли изображая двух роботов - шок оказался так силен, что буквально выдернул её сознание на периферию тела. Оставив мышечный автоматизм выполнять команды, пока глаза созерцали танец расползшейся едва не на всю площадку Гидры. Через пару секунд, не сделай Афина и Элли хоть что-нибудь, она бы или вопила, или грохнулась в обморок:  Элли успел с откровенным поцелуем, приводящим в чувство.
- Это Моя сестра! Она предлагала вставить тебя в себя! Но не могу же Я быть парнем своей сестрой, даже если она не носит бикини! - прямо на ухо оторопевшей девушке объяснял он суть, - в своем понимании, - аккуратно накрыв её пальцы своими. Так, чтобы кольцо было не снять...

[Holod]

   Афина кружилась в танце с каким-то парнем, который каким-то титаническим волевым усилием, после двадцати минут терзаний в углу зала, решился ее пригласить. Афина видела его, и его смущенный взгляд, с самого начала, как вошла. Она видели ВСЕ. И сестры даже начали спорить, кто из них будет с ним танцевать. Собственно, такая участь ждала еще с десяток парней, которых Гидра выбрала сегодня себе в «жертвы». И с каждым из них танцевала «другая» Афина.
   Когда Эллисона повело, Афина вместе с Йонг и несколькими другими девчонками, как раз сделали себе передышку, и доливали в свои стаканчики с пуншем, что-то что Йонг умудрилась протащить в металлической фляжке под полами своего платья. Судя по всему, она быстро нашла преимущества классического женственного наряда.
   - Йооонг.
   - Чты-ы? – с трудом вдохнула кореянка после того как приложилась к своему новому коктейлю.
   - Пошли потанцуем.
   - Мы? Так только что же…
   - Надо потанцевать. Пошли. Я поведу.
   Афина дернула Йонг за руку, не теряя времени на приперательсва, увлекая на танцпол. На них оборачивались, и Афина даже заметила, краем глаза. внимательный и даже в чем-то ревнивый взгляд Мишель, но сейчас были дела поважнее.
   - Видишь Эла с Тиной? – указала Афина на выворачивающегося чуть ли не наизнанку брата, глазами, партнерше.
  - Ага. Похоже, косяк оказался слишком крепким.
  - Это не косяк. Он просто не здесь. На счет три меняемся. Ты уведешь Эла, а я Тину. Только аккуратно, не дай ему начудить.
  - Э-ээ?
  - Я верю, ты справишься.
 - Раз, два…  - на счет три, закружившиеся почти в ураганном танце девушки расцепили руки и Афина, полностью оправдывая свою суть, почти невозможным па, просочилась между братом и его девушкой, увлекая ее за собой. Эл сильно не сопротивлялся, переживая сейчас очередное обострение «ухода», и как-то особо нервно дергаясь в хватке Йонг. Но девушка держала профессионально крепко.
   «Эл потом нам еще это припомнит. Что мы его танцу помешали»
  «Это для его же блага»
  «Этот довод может не сработать. Он упрям»
  Убедившись, что Эл в надежных руках, Афина наконец посмотрела в глаза свей новой партнерше по танцу. Тина была в полной прострации, пожирая взглядом ту кто сейчас сжимал ее в объятьях. Или в змеиных кольцах? И это как раз была одна из причин, почему Афина доверила брата Йонг, а не сама взялась за него. Пора было знакомится с будущей невесткой по-настоящему. Ее рука, повторяя недавнее движение Эллисона, крепко сжимала руку Тины с надетым на нее кольцом.
   - Привет, Тина. Давно не виделись. Или лучше сказать: «Позволь представиться?»
   Голос сразу же стал глубоким и завораживающим.

[Руслан]

- Он... ты, - голос Тины сел, завороженный глубиной интонации и тем, как текуче движется Афина, вовлекая её в танец. Покачиваясь и одновременно неподвижно, будто змея, обманчиво-медленная. - Ты... ты...
На фоне этого шума шевелились губы, но Афина четко различала слова. Аура Монстра уже действовала на Тину, оттесняя шок и вопли, а следом спешило мягкое завораживающее звучание голоса. Удавы душат свою добычу, едва он чуть расслабит сжатые кольцами мышцы, но тисками Гидры были слова. Сейчас она контролировала танец, движение, даже волю пойманной девушки - и хотя по-настоящему не подавляла, достаточно близко подошла к этому.
Люди любят манящую тайну волшебства. А еще они любят подчинятся сильнейшему. Последнему её научили Тара и близняшки, и этот урок сейчас разливался в гипнотическом взгляде, коснувшемся сознания шокированной Тины.
- Он говорил... но я боялась смотреть... ты такая... - шептала не моргающая девушка, пока их тела двигались с такт своему личном ритму и музыке, что Афина сделала волной. Уносящей их вдвоем от целой толпы, даря возможность немыслимого разговора. - Ты... одна или нет? Как... как ты... всюду... кто они?
Разум Тины цеплялся во всем этом хаосе за понятные образы. Змеиное тело, расползшееся всюду, сейчас просто лежало за границей её понимания: начни девушка размышлять, и свихнулась бы на месте. Проще было смотреть на обнаженные фигуры, кружащиеся в танце и словно вступающие в чужие пары. Прорастающие среди них...
Мимо проносились Рик и Джин, что уже положила голову на плечо парню, не прекращая крепко сжимать его в объятиях. Вот уж кто точно не выпустит свою добычу, подумала часть Афины, не выпуская из поля зрения весь танцпол.
Тара, залпом допив коктейль, оставленный Йонг, со вздохом ныряльщицы кинулась на новый виток ритма, услышав в очередной мелодии Криса нечто вроде готик-металла. И хотя она вроде бы танцевала одна, вокруг собирались сестры, не видимые толпе. Девушка, полуприкрыв глаза, их ощущала, отчего улыбка на лице, вопреки совершенному глотку, оставалась мягкой, спокойной и нежной. Она была среди своей семьи, и Узы звали, звучали, прося скорее сделать частью невидимого танца, унести немеркнущую память о нем в вечность новой жизни...
- Ты... Нага, - среди всех образов, что мельтешили в голове Тины, один из восточной мифологии позволил ухватиться за реальность, не соскальзывая в беспамятство... - боги озер и пещер в Индии... я читала...  им дарят драгоценные камни и девушек...

[Kammerer]

Лин ныряла из одной глубины в другую, потеряв счет откровениям, за которые любой уважающий себя маг отдал бы руку. Тайны мироздания открывались одна за другой, но Сова лишь отмахивалась от них. Она пришла не за этим. Она летела за дочерью, за той, кого не могла родить, и потому старалась изо всех сил, чтобы сделать настолько же близкой.
И почему-то Лин не удивлялась, что за такими Узами ей приходилось идти на край мироздания.
Как не удивлялась и новому вопросу, возникшему из ниоткуда. Готова ли она изменится ради дочери?

Сова лишь насмешливо ухнула. Её ответ был уверенно отпечатан в белизне собственных перьев, в идущем от неё холоде, в новых вратах в её Сердце... Если она зашла так далеко ради детей - нет смысла поворачивать обратно.
Эвелин Фаулер вместо какого-либо ответа решительно, почти победно взмахнула крыльями

[Руслан]

Она не смогла бы сказать, в какой момент дорога закончилась - потому что время словно стороной облетало этот край бытия. Просто в движении, лишенном усталости, возникла новизна, и новизна эта приняла облик огромного сияния, у края которого завершалась тропа. Сияние возвышалось даже на фоне огромной птицы, словно айсберг, переливаясь лунными тонами в окружающей серой пустоте. Будто кто-то разжег костер до небес из припорошенного пылью серебряного пламени, и языки его медленно качались, танцуя у края пути.
Цветок, огромный цветок хризантемы, вот что это напоминало. И глядя на него, Эвелин невольно вспомнились слышанные еще в Нью Йорке истории, про какое-то божественное пламя, оживляющее неживое и дающее второй шанс найти себя. Но кажется, огнем была лишь форма этого мерцающего великолепия, а настоящая суть отражалась именно в образе цветка...
И стоило Лин вглядеться, как она поняла: там, по ту сторону колдовского огня, протянулось целое поле таких цветов. Под иссиня-черным небом, распускаясь и храня в своих чашечках капельки росы, они мерцали, отражаясь в небесной зеркале звездами. Глаза Совы, собственное единство, память Матери говорили в ней - мир здесь перевернут, и небо над полем цветов - лишь их реальность. Звездочка Тары в Улье, звезды всех прочих людей, спящие, зреющие в душах - только тени этого цветочного великолепия, срывающиеся в небеса капли росы, похожие на слезы.
Она стояла у врат вечности, и вечность эта была цветущим полем.
Именно здесь жили души, открывалось Лин. То, что неприкаянные бродяги называли божественным огнем, питало их, помогало вызревать в кольце перевоплощений и бесконечного движения. Всегда здесь, и всегда там - каждый цветок оседал росой в очередном рождении на Земле, и вбирал через корни эту же врагу, ушедшую в мир смерти...
И у самого края, где темная тропа обрывалась, из колыщущихся волн огня-лепестков навстречу матери вышла Тара.
Здесь ей было лет двенадцать на вид. Время, когда желание найти маму еще не было обращено Меган и одиночеством в сексуальное желание принадлежать ей в череде наказаний. Много раз Лин задумывалась, как Тара сохранила эту крупицу чистоты, после всего, о чем просила её, и что с ней сделала без спроса. Теперь она знала - душа девочки так и не постарела, оставшись ребенком, и потому всегда сохранила силы вставать, поднимаясь снова и снова, как бы не ломала её жизнь. Гибкая, как цветы, в чашах которых спит суть всего человечества...
- Мама, - глядя на подлетающую птицу, произнесла Тара, и Лин опустилась рядом. Накрывая её своими крыльями и одновременно меняясь, превращаясь в свою земное воплощение. Не имело значения, что это был не Астрал, чтобы надеть личину человека - что-то, лежащее за границей лунного огня, питало любые перемены.
- Мамочка... - она плакала, глядя на Лин, и слезы эти казались той самой росой, что породила звезды. Плакала, потому, что душа в отличие от тела знала через Узы все - и боялась. Но страх этот не мог превысить доверие к Лин, никогда не мог, что и отличало готовую пойти дальше, чем любой другой ребенок, Тару.
- Я же от этого не умру? Я буду жить? - спросила она, не разжимая обвивших рук. Сама сущность жизни в Таре, что люди ошибочно называют инстинктом самосохранения, сейчас задавала эти последние на своем старом пути вопросы, - всегда с вами? Я смогу остаться навсегда с тобой и Афиной?

[Kammerer]

"Я буду жить?"

Как легко ответить "да" на этот вопрос.

"Да, Тара, ты будешь вечно жить с нами"

Как же легко сказать эти слова. В них нет ничего сложного. Она, женщина с душой вечного Ужаса, могла пообещать и не такое. Ведь для могущественной Совы не было же ничего невозможного, правда?
Не раз Сова воплощалась в человеческом теле. Её почитали как духа предков, звали покровителем города-государства, изображали как образец мудрости. Почитание и восхищение осталось, а вот страх стерся. Не один человек просыпался в холодном поту, видя янтарные глаза в последние секунды сна. Не один мудрец преклонял колени перед человеком, чей взгляд говорил о божественном просветлении...

Она помнила первый день, когда Мэл стала жить с ними. За её отстраненностью легко было заметить надменность... но в то же время и ранимость, и неопытность, и страх. Ей, молодой девушке с большими претензиями и почти несуществующим опытом, очень нужна была опора, пример, поддержка. Мать, готовая принять её несмотря на все перепады.
В тот день Лин, осторожно дотрагиваясь до плеча Мэлиссы, уверенно сказала:
 - Не волнуйся. Теперь мы всегда будем вместе.

И что самое смешное, она не врала. Тогда Эвелин действительно считала, что ничто не встанет между дочерью и матерью.
Теперь Лин понимала, что высокомерие Мэл было не сравнить с её собственным.

Что она могла ответить Таре, со страхом обнимающей её здесь, на краю Вселенной? Теперь Тара видела её всю - от вида хищной птицы до памяти о недавно погибшей дочери. Сможет ли Эвелин соврать дочери о том, в чем сама не уверена? И поверит ли ей Тара, которая теперь видит мать насквозь?

"Возьми вселенную, разотри ее в мельчайший порошок, просей через самое маленькое сито и покажи мне атом справедливости" - встала перед глазами цитата.
Нет справедливости... как нет правды, или возмездия, или правосудия. Этот мир не собирался играть ни по чьим правилам. Он был готов убивать как и забытых всеми бедняков, так и самых любимых дочерей.
Но есть благодарность, есть жалость, есть честность. И материнская любовь.

Лин не могла пообещать Таре вечности. Лин хотела поклясться собой, душой, всей вселенной - что её дочь будет наконец жить в одном доме со своей матерью - но не могла.
И Тара это видела. Видела, что Эвелин хочет этого не меньше её самой. Боится за неё не меньше самой Тары.

Эвелин аккуратно разомкнула объятия. Она протянула руку - дала Таре дотронуться до её морозных перьев.
 - Пойдем со мной, Тара. Вцепись в меня так сильно, как ты сможешь... и никогда не отпускай.

[Руслан]

Она сидит в спальне, и ночная тьма опускается тушью на острое лицо. Свет не горит, ночи лучше подходит это неподвижное ожидание, но и в нем покоящееся тело кажется очерченным пунктирной линией. На фоне темноты Эвелин все равно темнее, реальнее - потому что в женщину сейчас вливается что-то теплое и холодное одновременно. Птица не любит мокнуть, но и она примиряется с душем, которым через неё проходит пыль опадающих созвездий.
Тара сжимает её руку. Тара держит её крыло. И протягивает вторую - туда, где пока что пустота, но пустота эта клубится, обретая очертания Афины. Сейчас Лин - словно прочный камень, за который зацепились Узы, и Афина всходит по ним на горный пик этого места. Пространство, что отыскалось не снаружи, а скорее внутри Тары - там где каждый прикасается к чему-то большему, чем он сам...
Интересно, приходит в голову Лин мысль, когда теплая рука дочери держит её крыло-кисть. Есть ли здесь её хризантема? Цветы её Семьи? Или это только для людей?
Огненный цветок раскрывает свои лепестки, и в разрезе этой границы Лин наконец-то видит поле. Не имеющее конца и начала, бесконечно цветущее и плачущее росой, орошающее небо и собирающее ночную влагу звездопада.
Когда-то Икар, посмотревший на солнце, пал вниз огненным комком в наказание за дерзость. Она же, взглянувшая в глаза вечности, чувствует, как вливается вовнутрь тела и души сила, почти бесконечная и отнимающая что-то у Лин. Сова готова платить, но обострившееся до алмазной остроты зрение показывает эту плату, вызывая неожиданный вздох.
Поле забирает её смертность.
Останавливая в клетках процессы, ведущие даже Монстра к неизбежной победе энтропии, запуская процесс обновления, которому не нужна подпитка. И Лин чувствует - силы этой слишком много, чтобы удержать только в себе. Пусть и в других она проявится по своему, потому что лишь Афина вот-вот выйдет из теней на эту же границу мира. Нынче Сова ощущает себя в силах дать этой энергии избыточной приложение. Дары вечности, что принесла держащая её за душу и сердце Тара...

... Ты будешь держать меня за руку? - спрашивала её не так давно Тара, и вопрос этот сейчас повторяется в душе танцующей с Тиной девушки. Она держала новую сестру в моменты её откровенных наслаждений, не выпускала и во сне, и время пришло вновь переплести пальцы - чтобы уже не размыкать никогда.
Сейчас, накрыв ладонью кольцо Эла и Тины, Афина одновременно чувствует - её свободную руку опять согревает знакомое тепло. И Узы отзываются как-то странно, наполняя танец уверенностью бесконечных шестнадцати лет: она никогда не умрет и не постареет. Будет такой, какой захочет стать, будет вечной, сильной и молодой, и свободной от переходящего в отвращение желания ломать сестер...
Королевой соблазна, а не опустошения.
Звучит музыка, завороженно смотрит на неё Тина, и в глаза танцующего с Йонг Элла постепенно возвращается осмысленность. Надвигается главный танец, которого она ждет, и невидимые шестеренки эмоций и единства цепляют её душу, души всех её сестер, заставляя вращаться вместе. Где-то там мама, и она проложила путь - но опираясь на её присутствие, Афина танцем рождает свою собственную дорогу. Вместе с Тарой, вместе с Элом и Тиной, с Йонг и Джин, что уже поглядывают на сцену - скоро их выход. Вместе с Мишель, готовящейся к самому главному для себя моменту ночного бала...

[Holod]

   - Вот так и знала, что не там и не тогда я родилась. Мне бы тогда все приносили готовое.
   Афина крепче сжала талию Тины и ускорила темп и без того безумного вращения.
   - Ты уже почти стала частью нашей семьи. Каково это? Что это для тебя? Быть с Элом. Видеть меня. Чувствовать все иначе. Ты ведь уже начала замечать, что тебе не хочется снимать кольцо. Правда? Ты смотришь в нас и мы смотрим в тебя.
    Голос Афина негромкий продолжал заполнять сознание Тины, вытесняя оттуда любые другие звуки и музыку под которую они танцевали. Сейчас ее слова были этой музыкой и они задавали темп и ритм.

[Руслан]

- Он мне очень дорог, - голос Тины успокаивался, интервалы между словами сокращались, возвращая дар нормальной речи. Только глаза все еще напоминали два озера, и лучи софитов отражались в них пересекающим насквозь Млечным Путем. - Без него мы бы... или сошли с ума, или так бы и жили. Серо, тускло... я почти никогда не танцевала. Потому что мне могло понравится, а нравится, когда нельзя... это больно.
И все же двигалась она неплохо, это Афина подмечала: то ли Элли научил, то ли внутри слишком много лет дремало накопленное желание, сейчас рвущееся наружу.
- Я... я видела маму. На ней больно смотреть, - голос Тины должен был задрожать, но Афина аккуратно забрала эту дрожь, превращая в рябь на воде вокруг Острова. Не к чему сейчас плакать, особенно в эту ночь...
- Видела Эла. Страшный... но красивый. Он... я боюсь, что ради меня он сделает что угодно. И что у него это получится. И кольцо... вокруг столько странного...
Сейчас он шептала, и Афина заметила, какой взгляд бросил приходящий в себя Эл: ревнивый и одновременно полный надежды. Не ревность к сестре, а ревность к моменту откровенности, который он пропустил, снисходительно-равнодушно держа за талию и плечо красноволосую кореянку.
- Я не хочу его снимать... Эл говорит, что я стану принцессой... а мне снится трава, - Тина была так близко, что Афина вполне могла бы её поцеловать - возникни такое неуместно желание. Но близость эта была не физической: полюбившая Элли соседка напоминала завороженно глядящего на отраженную в роднике луну ребенка. Невозможное чудо, которое опьяняет моментом,  оставляя щемящую память и чувство оседающего в сердце счастья...
- Изумрудная трава... густая, я все время иду по ней. И Эл рядом, но я не вижу... но он рядом, его пальцы в траве... - Тина моргнула, и волна Афины будто вынесла её утопающее сознание обратно. Утопленники своих грез в комбинации с Голлумами им точно не нужны... - Ты меня завораживаешь. Как ты движешься одновременно? Все время вместе и по отдельности каждая?
Вместе и по отдельности - слова звучат в оттенках тепла, наполняющих ладонью Тары её руку. Тенью ладони? Или же тень здесь, в танце, а настоящая Тара именно в этом тепле, оставаясь рядом, к чему бы сама Афина не прикасалась. В памяти о том, что было, в мыслях о том, что будет... как и Джин-Хо с Йонг, как Мишель.
Вместе и по отдельности - её суть. Вместе и по отдельности с каждой гранью сознания, вместе и по отдельности с мамой, с братом, с Семьей... Тина увидела самое главное. Не раствориться в их тени, но и не оттолкнуть их, что дают жизни смысл. Греться их теплом и согревать своим, быть сильной и слабой...