Печать

[Kammerer]

Она снова взмахивает крыльями, всё увереннее и сильнее, ощущая хватку пальцев Тары у неё на спине. Сначала она набирает высоту, поднимаясь над сверкающим полем, оставляя накопленную энергию над поляной... И затем ныряет вниз, в это облако, становясь не проводником росы вечности, а её носителем.
Небо кружится, словно пытается сбросить незванную гостью, но уже поздно. Лин, победно взмахивая крыльями, летит домой, и с радостью ощущает Тару, разделившую с ней этот Прометеев огонь...

[Руслан]

Она летит? Или сужается дорога, которую Лин просто сокращает, забирая с собой сердцевину дочери? А может быть, это поле поселилось внутри, и на самом деле притягивает её и Тару в чашечку лепестков? Она не знает, но главное - пришедшее чувство правильно совершенного выбора. Возвращение домой, движение, бесконечное движение - поле кажется неизменным, но это обман. Тени душ кружат в череде воплощений, пока цветы слушают шепот их приходящих сознаний - чтобы вобрать в себя и стать ярче.
Вечно расти хризантемам, вечно забирая опыт проходящих мимо жизней всех, кто лишь думает, что рождается и умирает.
Рождение в ней, а смерти нет. И эта часть силы разливается по Узам, формируя еще невнятную, но мысль - им там холодно, в колыбели Грезы. Среди питательных кошмаров, все же холодно... но однажды придет время и все согреются. Потому что Тиамат недаром одарила двойственностью, дуальной природой, половина которой несет столько тепла. И бессмертие её - не какой-то дар свыше, а скорее закономерное раскрытие того неумирающего потенциала, которым обладает каждый Монстр.
Она летит домой. И одновременно остается внутри Тары. Потому что у дороги два конца, сходящиеся в новое начало - и второй сейчас преодолевает Афина. Танцем и ритмом, музыкой и близостью, беседами, в которых узнает о себе и просто наслаждается окружающим весельем...
Лин летит. Лин не движется. Лин сидит на кровати в спальне, и темнота стекает по её лицу, словно дождевая вода. Сейчас она знает, что Меган не найдет бессмертия, которое так ищет - именно потому, что жаждет его столь неистово. Психолог отыщет другое, соединяясь с Матерью Сов в моменте внутреннего примирения, но по-настоящему вечность приходит к тем, кто не ставил её своей целью...
Лин открывает глаза в своей комнате, зная, что по-прежнему держит за руку свою дочь. Уже здесь: не в Улье, где опускается седая Сова, и не наяву, среди школьного танца, где нет места взрослым.  В девичьей душе, которая сейчас и её душа, и вот-вот станет душой Афины.
За окном ночь, в комнате тьма, но зато весь улей мерцает звездным блеском, когда сила льется в его стены, и в каждой клеточке её тела Глаза Совы тоже различают маленькую звездочку.
Трудно осознать... но она больше не постареет ни на день, ни а час, ни на мгновение. И не останется одна: сила, проходящая через Узы, несет дары каждому. Пусть и иные, но пророчество Картера, - которое он выдумал, одновременно делая явью, - сейчас возвращается в мысли Эвелин. Вечность с дочерью, умирающий и воскресающий Эл, который не забудет то, что дорого. А Вилли? Наверное, и ему нашлось бы место в гадании подвыпившего мага, потому что он такой же член Семьи. А значит - не сгинет бесследно...

[Holod]

  - Так же как и море, все капли вместе и по отдельности каждая. На воду ведь можно смотреть бесконечно. Вот и со мной так же. Видишь, сколько людей сейчас пялятся на нас.
  - Еще бы. Две девушки танцуют в паре, - в голосе Тины впервые прозвучало смущение, а сквозь аромат ярких красок, которыми она была сейчас раскрашена благодаря надетому кольцу, проступила та скромная девочка, которую Эл впервые встретил.
  - Не в первый раз. К тому же «я из Канады». В Америке это оправдание срабатывает всегда, даже если у тебя змеиный хвост. Вот и пусть теперь привыкают. И ты привыкай. Теперь твоя жизнь рядом с Элом будет иная. Ярче. Как та изумрудная трава. Не спеши ступать на нее. Запомни этот момент. Все моменты с ним. И помоги ему помнить, хорошо? Я очень расчитываю на тебя.
   Афина и Тина замерли стоя друг напротив друга на расстоянии вытянутых рук, еле касаясь кончиками пальцев. Песня закончилась. И сияние кольца, все еще покоящегося на пальце, теперь не казалось таким «настоящим». Сила не ушла, просто скрылась, была смыта как масляная краска, уступая вдруг из ниоткуда нахлынувшему прибою. Но картина все равно однажды будет написана. И холстом будет душа этой девочки.
  «Для нее это ведь дорога в один конец»
  «Вся жизнь это дорога в один конец»
  «Вот только это кольцо может превратить ее жизнь в вечность»
  «И тем самым обречет их на разлуку»
  «Почему это вдруг?»
  «Знаешь, какая главная проблема, когда у тебя есть вечность? Сколько бы не длилась любовь, грусть, страсть, боль, что угодно, оно закончится раньше. Слишком быстро»
  «Прям так и быстро?»
  «Когда в твоем распоряжении Вечность, ВСЕ заканчивается слишком быстро»
  «Подарки фей не бывают добрыми»
  «Подарки чудовищ, тем более»
  «А то пророчество маминого колдуна можно считать подарком?»
  «Это ты к чему?»
  «Он ведь и нам напророчил эту самую Вечность. Может и маги не умеют быть добрыми?»
  - Тебе легче, - Афина не спрашивала. После чего кивнула в сторону наблюдавших за ними Эллисона и Йонг, - И Эл тоже как видно снова с нами. Беги к нему. И на будущее, не стесняйся заходить почаще в гости. Я умею скрашивать...   компанию.
   «Садкая парочка» удалилась, а Афина и Йонг  лишь обменялись короткими кивками и почти идентичными улыбками. Афина не знала, что именно Йонг узнала и поняла из этого танца, но было понятно, что и для нее он стал уроком. И это было хорошо. И особенно хорошо, что Йонг не побежала сразу же к Афине с расспросами, а двинулась дальше сама, увлекаемая броуновским движением толпы. Она пошла осмысливать. Сама. Или с сестрой. Афина не была уверена, как долго и их мысли будут оставаться по отдельности, но однажды и этот барьер будет между ними разрушен.
    Сквозь ее мысли вдруг пронеслась волна, заставившая всю ее многоголовую сущность содрогнуться, чешую пойти волнами, а человеческую кожу мурашками. И что более удивительное, волна не ее собственная. Пришедшая снаружи. Афина обернулась, и увидела, что оказалась стоящей как раз рядом со сценой, а над ней девятым валом нависал усилитель.
   «ПУМ!»
   Протяжный, низкий звук, который и был причиной нахлынувших на нее ощущений сумевших дойти до самого логова, снова вплелся в очередной раз сменившийся трек музыки. Отдельно, сам по себе, но в то же время искусно вплетенный в мелодию.
  «Пум! Пум!»
  От низких вибраций, напоминавших Гидре звуки издаваемые бездонными водными массами трущимися друг об друга в бездне, у нее буквально зашевелились волосы на голове и между ними начали проскакивать искорки.
  «Магия?»
  «Нет. Музыка»
  «Крис»
  Повелитель децибел и треков смотрел на нее через пол зала, и когда наконец их взгляды пересеклись, вновь демонстративно опустил палец на клавишу, пропуская через Афину очередную волну своей «магии».
   Легкий наклон головы, изгиб брови: «Чтож, ты привлек мое внимание. И что теперь?».
   Афина была уверена, что даже сквозь мелькающую светомузыку он все прочтет верно. Их игра в молчанку продолжалась. И кажется, теперь Афина поняла, откуда это взялось у Криса. Странностью оставалось лишь то, откуда это взялось у нее в ту их первую встречу.
  Рука эксцентричного диджея несколько раз прошлась по поверхности электронной пластинки, будто стирая пыль, после чего из хлынувших вдруг из под сцены клубов дыма, это же рука поднялась с поднятыми тремя пальцами.
  «Нам только что подарили три желания»
  «Он решил сыграть в джина?»
  «Невероятная космическая сииииилааааа…    и крооооохотный микшерный пульт»
  «И с чего это он к нам такой добрый?»
  «Я тебе потом как-нибудь объясню, Зои»

[Руслан]

В мирах любви неверные кометы,
Сквозь горних сфер мерцающий стожар -
Клубы огня, мятущийся пожар,
Вселенских бурь блуждающие светы

Мы вдаль несем... Пусть темные планеты
В  нас видят меч грозящих миру кар, -
Мы правим путь свой к солнцу, как Икар,
Плащом ветров и пламенем одеты.

Но — странные, — его коснувшись, прочь
Стремим свой бег:  от солнца снова в ночь -
Вдаль, по путям парабол безвозвратных...

Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит! (с)

Перерывы, еще один глоток коктейля, разливающийся по телу искрящимся огоньком... Гидра не устает, она даже сейчас в музыке, словно серфер, поймавший волну. Только вот не волна это, а море, и пока она держится за поток, доска под ногами плывет и плывет, продолжая бесконечное движение.
С каждой секундой сама реальность размягчается, тает. Не проваливаясь в Астрал, а уходит в переплетение душ. Афине кажется, что люди вокруг пропадают, оставляя лишь яркие звезды, и она танцует в самом сердце галактики. В блеске, поднимающемся вокруг лепестками огромного цветка, словно Дюймовочка, вокруг которой вращается мир...
Неважно, что делает тело. Душа её здесь, ловит за руку Тару, крепко сжимая пальцы. Улыбается уже направившимся к сцене Чоям, смеясь с изображающей опьянение Йонг. Они действительно пьяны, все они, этой ночью, этой жизнью, этой молодостью - самым сладким ядом, что знает чудовищная многоглавая змея.
Крис обходится без слов. И нет нужны тереть лампу или пульт синтезатора, не требуется шептать в этом шуме и рассеченной светом тьме желание - он и так угадывает.
Мелодия сменяется на медленную, когда близняшки занимают места у микрофонов. Жадные взгляды перепутались вокруг них, как нитки в руках неумелой швеи: сейчас Джин с манерами Йонг и Йонг со сдержанностью сестры практически неразличимы. Восточный колорит входит в помещение спортзала мелодией флейты...
Все лучи собираются в центре танцпола, словно чертя магический круг. Расступается толпа, оставляя шагнувшую вперед Мишель - еще одну, кто не устала, а напротив, полна сил. Соединяются пары вокруг, и вернувшийся в Улей Эл не говорит ничего, вновь ведя Тину на окраину этого живого узора. Все новости - после...
Рик приглашает Тару, и на миг Афина закрывает глаза от пробежавшего по нервам разряда силы. Что-то струится через неё маминым теплом, ошеломляюще пахнут хризантемы, выгоняя из тела прочь какую-то ненужную частицу. Ту, что обычно весит тенью сопутствующей Гидре смерти...
Открываются какие-то непознаваемые глбины: то ли Астрала, то ли миров над и под ним. Белоснежные цветы превращаются в глаза толпы, смотрящие на собирающиеся пары - и свет становится тонким лучом, оседая на волосах Афины и Мишель радужной короной.
- Танец королев, - говорит Микки, и впервые голос её спокоен. Ушла ревность к чужим успехам, ушло желание доказать что-то своей семье: она находит себя в бытии лучшей рядом рядом с равной, обнимая будущую сестру.
Нежный голос Джин-Хо и хрипловатый тон Йонг начинают песню, и свет заполняет все. Горит, чтобы меркнуть, знает Афина, он будет гаснуть с каждым их па, сжимаясь к центру круга, впитываясь в них. Меркнет для мира, разгораясь все ярче и ярче внутри. Это знание так же верно, как и чувство, что мама прошла свою половину темной дороги...

[Holod]

   Афина перехватывает, уже было готовую опуститься руку Мишель, на свою талию.
  - Сегодня я поведу.
  Любые другие слова становятся абсолютно лишними. Сцепленные в замок ладони ощущают взаимный жар, а направленные друг на друга, и только друг на друга, взгляды смотрят куда глубже, чем куда глубже чем это возможно, видят куда больше чем обычно разрешено. Афина почувствовала, как первая нота зависла в воздухе уже готовая сорваться с мембран динамиков, но этот миг вдруг растянулся в бесконечность. Она ощутила себя каплей зависшей в миллиметре от водной глади, чей звук разорвет эту мембрану безвременья. Все пространство заполнил аромат цветов. Хризантемы? Розы? Есть ли у этих цветов вообще название? Люди привыкли навешивать знакомые ярлыки на то, что не способны осознать. Этот запах смешивается с ароматом взмахов крыльев и ветра гудящего на кончиках перьев, так недавно ставших белоснежными.
   Продолжая неотрывно смотреть в глаза Мишель, Афина повернула голову, и поймала не менее пристальный взгляд Криса, палец которого уже нажал на кнопку «Пуск». Что стоит той, чья суть множество смотреть в глаза сразу двоим. Неотрываясь. Сейчас почему-то очень важно не отвести взгляда. И только ли двоим? Джин Хо, Йонг, Мишель, Тара, Рик, Крис, Тина, Эллисон…   в этой иллюзорной секунде все сейчас смотрят на нее и она смотрит на всех. Всех присутствующих в этом зале и даже дальше. Взгляд уходил в бесконечность и из этой бездны на Гидру смотрели бесчисленные сонмы душ. Она всегда считала себя множеством, больше чем одним целым, выше чем запертые в клетках своего эго людей, но именно в этот момент почувствовала себя исчезающее маленькой в сравнении с тем, что ее всегда окружало, и что теперь тоже ощущалось ею не как отдельными людьми, а как единой целое. То к чему она стремилась, чем она могла однажды стать.
   «Назад дороги не будет»
   «Этот шаг нужно сделать. Мы не сможем жить по старому после всего, что мы узнали»
   «Тогда пусть это будет нашим первым желанием»
  Капля упала, нота сорвалась, и первый шаг танца был сделан. Иллюзия развеялась и началась вновь. Был ли это простой танец? На скольких слоях реальности  он сейчас существовал. Каждый шаг что-то менял, что-то разрушал, что-то создавал, в ней самой, вокруг. Ее собственный Танец Шивы.
   Сейчас Афина видела это в отраженную во взгляде Мишель собственную душу, собственный остров, прямо в центр которого с небес упала крошечная золотая капелька, породив на идеально гладкой поверхности расходящееся кольцо. Откуда эта капля? Из мира цветов? Из Астрала? Таменоса? Грезы? Из нее самой? А может это просто отраженная в ней музыка? Все вопросы о причине стали бессмысленными, когда продолжающая расширятся и расти волна, перехлестнула, через, ставшими ничтожно малыми берега, и выплеснулась наружу. Не просто за пределы ее крохотного острова. Во все миры. Волна налетала на кружащиеся вокруг пары и отражалась обратно. Когда ты познаешь ты меняешь, когда ты познаешь ты меняешься. Ей разрешили. ТО, что находилось за пределами Острова ее души позволило почувствовать, что на самом деле значит быть ВСЕМИ. То чем Афина пугала близняшек в их коротком заплыве по Астралу, сейчас казалось лишь легкой рябью в аквариуме в сравнении с цунами, устремившемся к ее Сердцу. И вместе с ней пришла паника. Гидра, привыкшая считать себя морем, наконец, осознала, что она всего лишь капля. Капля, которую сейчас просто смоет и растворит в себе то, к чему она все это время стремилась.
   Ты ведь хотела этого.
   «Нет. Я не хочу растворяться. Я не хочу терять  свое Я. Не хочу становиться лишь Мы. Пожалуйста»
   «Пожалуйста» не то слово, которое ЗДЕСЬ значит хоть что-то. Ты отказываешься? Предаешь свою суть? Отступаешь, когда я готова исполнить, наконец, твое желание?
   «Я не клялась тебе ни в чем, чтоб тебя предавать. Это МОЙ путь. Я сама выбираю, когда мне настало время поворачивать. И это желание сейчас исполняешь не ты»
   Жар. Тепло. Прикосновение губ. Эхо воспоминания из мира, где весь этот катаклизм лишь бессмысленный бред разгоряченного сознания. Мишель. Вот же она. Уже почти не танцует, лишь тихо покачиваясь в такт музыке, запечатлевая на губах Афины долгий и нежный поцелуй. Любовь. Она чувствует ее в этом поцелуе, в прикосновении, в дыхании.
  «Мишель любит не НАС, она любит МЕНЯ! Я не уйду, не растворюсь. Мне есть ради кого быть собой»

[Руслан]

"Я", повторяют капли росы, падающие с далеких цветов. Которые снизу и сверху, глубже ада, выше неба, и роса их пахнет морем. "Я" отражается в глазах всех, кому она всегда была и сейчас стала дорога - её семьи и друзей, её мамы и сестер, её любимой. И это "Я", звучащее, словно весенний гром, переворачивает страницу зимы, сменяя её весенними красками.
Воды вокруг Острова собираются в озеро, попробовав запредельный вкус. Принеся в себе, оставив свои оттенки внутри, дав выбор - тот, что Афина уже сделала. Оставаясь собой и шагнув дальше, меняясь, как меняется эта темнота в ней: танцующая, словно десятки кобр, собравшихся вместе.
Под невидимую флейту, с глазами-звездами, змеи мрака окружают огромную звезду. Крис гасит лампу за лампой, концентрическими окружностями отступает свет к ним с Мишель. К ним двоим, танцующим так близко в океане свивающегося спиралью мрака. Сжимается пружина, в какой-то миг совмещая все грани её "Я" до единой точки, и Афина вдруг вспоминает то, что никогда не помнила ранее - она уже встречала этот запах. Цветов, что не были цветами, света, поселившего внутри навсегда - в час, когда волны сомкнулись над ней и над Андромедой.
Не утонув тогда, она не может утонуть и сейчас. Потому что вечность в ней, и гаснет свет, превращая весь зал в танцующие тени. Только они, подсвеченные единственным лучом, по воле Криса ставшего золотым, озарены, храня свою цельность. Афина и Мишель, прижавшиеся в танце друг к другу так плотно, что почти сливаются воедино.
Океан отступает. Океан остается с ней.
Неподвижность змеи сменяется движением. Зовом, который сестры издают, проникая в каждую пару и каждый поцелуй в полумраке. В пение Йонг и Джин, наделив его своим чарующим голосом и убеждая, что все идет так, как надо. Даже если в песне этой покажется, что кто-то умирает, явь - как зыбкий сон. Больше близняшкам не надо боятся, что они потеряют кого-то близкого...
И звучит её песня в Тине, в подругах Микки, обреченных вечно стремиться к кому-то сильному, прятаться за уверенной спиной и сердцем, хранящим все их секреты. Даже для Джейн, глядящей сверху сиянием молний, поет она беззвучную мелодию жизни и смерти. В самой Мишель проступает её ритм: в якоре, удержавшем, когда нахлынула вся вселенская тьма. В Рике, что пойдет за Джин, потому что ждущая парня боль ослабеет в её руках - хотя бы на время, до часа полной опустошенности. В обиженной Лоре, которой суждено познать одиночество, но не смириться и бороться с этим всю жизнь.
И конечно же - в Таре. В Таре, которую не надо искушать, потому что выбор уже сделан. Сделан, когда она доверяла им с матерью свое тело, душу и желания. Сделан сейчас и сделан тогда, и песня звучит во тьме. Последние лучи гаснут, Крис, словно Господь после тепловой смерти вселенной, погружает весь их микрокосмос во мрак.  Долгий поцелуй Мишель сливается с тем, как несется к Афине навстречу душа Тары. Спираль стала водоворотом, но в центре его остров, и бегущая по волнам девочка спешит домой...
Видение, вкус губ, цветущие прямо на песке розы... Огромная Гидра вынырнет из воды, становясь шагающей по белоснежному пляжу морской богиней. Храм и поющие девушки, чьи голоса вместе с её собственным сплетают разбрасываемую на весь мир сеть снов. Фрески на стенах зала, Сова и Гидра, окружившие звезду, восходящая на небо Афина, Тара, ведущая их с мамой за руки к огромной хризантеме...
Видение уходит. Остается лишь настоящее, и оно вливается в душу силой и потоком. Тарой, вошедшей в неё с непривычными желаниями и мыслями, с секретами и доверием, с обожанием и прожитой жизнью. Со всем - кроме той единственной ошибки, что девочка сама отдала Лин. Стерла, сделав навек недоступной, чтобы не омрачать ставшие еще прочнее Узы.
И память эта, вливаясь в их общий поток, становится его частью, добавляя свою голос в её "Я". Не что-то отдельное, но и не маска, сейчас видит Афина, а словно свет, от которой каждая из сестер становится ярче и живее. Её душа, несущая одновременно телесное бессмертие, и что-то новое, способное дать этому телу неожиданный дар. Способность возвращать себе наяву их умершие, оставшиеся лишь в Астрале обличья...
Долгий поцелуй завершается за секунду до того, как зажжется свет. И за эту секунду Афина ощущает, что внутри неё на одну сестру больше, и на целую бесконечность ярче, чем прежде.

[Holod]

    «Т-с-с, все хорошо, все закончилось, теперь ты здесь со мной»
    В тени поваленной стены храма было всего две девичьи фигуры, их тела заканчивались аспидными змеиными хвостами, которые после многочисленных колец и изгибов, покоящихся на поросшем плюющем мраморе, все равно сливались воедино. Одна из девушек тесно сжимала в объятьях вторую, маленькую хрупкую и то и дело вздрагивающую от судорожных вздохов. Рождаться заново всегда непросто. Сейчас Гидра ужала свое Я только до двух разумов, Тары в которой сейчас объединился весь шок от перерождения и нового слияния в разуме чудовища, и Андромеды, единственной частички все еще сохраняющей остатки самообладания и контроля. Гидра никогда не бывала одинока.
   «Ну же, успокойся, - пальцы Андромеды успокаивающе расчесывали растрепанные русые волосы, - наша мечта сбылась. Теперь мы всегда будем вместе. Теперь мы, наконец, сестры. Не только на словах. Самые настоящие. Нет никого роднее нас. Теперь мы всегда будем с мамой. Ничто не разлучит нас. Давай же. Говори»
   Дыхание сжавшейся в комок Тары стало глубже, часть змеиного тела принадлежавшего ей стала беспорядочно сокращаться. Человеческому разуму все еще было чуждо находиться внутри монстра. Быть частью монстра.
   «Да, я знаю, все что ты скажешь. И ты знаешь, что скажу я. Что подумаю, сделаю. Все твои мысли это и мои мысли. Но ты все равно говори. Так будет легче. Так будет лучше»
   «Мы…  мы слышим, - донесся слабый голос. - Мы видим все. Мы помним все. Всех нас»
   Андромеда выпустила Тару из объятий, и сжав ее лицо ладонями внимательно посмотрела в глаза.
   «Конечно. Ведь теперь ты это мы, а мы это ты. Мы всегда будем вместе. Теперь мы едины. Единое целое. Ты помнишь не нас, ты помнишь себя. Все это, это не только мы, но и ты. Не теряй себя, не растворяйся. Вот так, хорошо»
  «Мы вместе. Мы свободны»
  «Ага»
   На лице Андромеды заиграла умиротворенная улыбка, которая секундой позже в идеально зеркальном отражении отразилась и на лице Тары.
   Их переливающаяся чешуя была идеальна. Рана на теле Гидры исчезла.

   Андромеда, нехотя обернулась, и посмотрела в блики солнца, игравшие на медленно колышущейся воде кратера, и взгляд Тары устремился вслед. Им не нужно было это делать, но в Их мире, важны были символы, и сейчас этим символом было их внимание. Глазами Афины, навсегда ставшими их общими, они смотрели наружу.
    Песня завершилась, но Афина и Мишель еще долго стояли, не размыкая губ и рук. На этот миг Мир перестал ля них существовать. Но все равно он брал свое, и когда наконец девушки сумели оторваться друг от друга, развеяв иллюзию идеального космоса вокруг себя, вокруг них уже все было совсем иначе. Будто тот мир, с подсвеченным полумраком зала в котором они поцеловались навсегда остался в прошлом. А на смену ему пришел другой, яркий, шумный, полный озабоченных и испуганных лиц. Все лампы уже давно были включены, магия музыки развеялась, а на влюбленную парочку никто не обращал внимания. Все взгляды были устремлены в центр образовавшегося круга из людей в центре которого Рик изо всех сил, немело, как мог, пытался сделать искусственное дыхание своей сестре. Глядя на развернувшуюся перед ними трагедию, Афина почувствовала, как Микки все сильнее и сильнее, до хруста, сжимает ее ладонь.

[Руслан]

Для неё было привычно смотреть на свои прежние тела. Разбившиеся, утопленные, со вскрытыми венами качающиеся в остывшей ванной. И видеть слезы, и слышать голоса, по-настоящему не пропуская их через себя.
Вот Рик: человек, которого любит Тара. Но Тара - теперь и она, и нет ни страха от вида собственного трупа, ни порыва безумно броситься вперед, совершая какую-то глупость. Ту самую, на которую способно её тело: потому что вместе с зажившей раной пришло еще нечто иное. Нечто, способное заставить её молодое, - навсегда молодое, - тело сейчас измениться на глазах всей этой толпы. Стать ими, любой из сестер, оставшись собой.
И понимание этой возможности было таким ярким, что даже Гидра стояла, позволяя испуганным ученикам бежать к выходу, зовя полицию. Конечно же, их ждали, в этот век смартфонов и дежуривших в машинах родителей, напуганных недавним террором, хватало тех, кто тут же отозвался на призыв. И спешили на помощь, оставляя её, вырывая из рук Мишель, отталкивая Рика... Который все время повторяет одно и то же слов "нет": пока еще шепотом. Но Тара знала, что он вскоре станет кричать его - в темноте, оставшись один даже в самой густой толпе.
Именно тогда она сдвинулась, позволяя эмоциям и мыслям Тары вести, и одновременно думая о том, что же все это значит. Она может менять тело. Может ходить наяву всеми теми, кем была ранее и кем стала навек в уютном Храме среди морских волн. Она может вдохнуть воздух губами Амели, умыться ладонями Джесси, подставить солнцу лицо Тары. Она может дать им больше, чем чувства единого на всех тела...
Объятия сомкнулись вокруг оттесненного людьми Рика. Обвили, как обвивала змея, обняли, как обнимала Тара, когда-то в пять лет смеющаяся "покатай меня!" И Рик, конечно, хохотал и катал, хотя сам едва был выше сестренки на дюйм...
- Не смотри, - повторяла она, с каждым "нет". - Не смотри, Рик, не надо. Оставь им, пусть делают, что умеют.
Тара рвалась изнутри, просила сказать, что она здесь, что жива: но порыв этот был частью Афины, а она умела собой владеть. Потому что сказав сейчас, придется говорить еще и еще... некоторые уроки надо учить только через боль, в в этом они с Тарой были едины. Например тот, как хрупка жизнь родного человека...
И все же ей было очень грустно. Грустно от того, что близнец, которого она держит, не давая вырываться, бросаться к сестре, над которой уже склонились полицейские, остался один. Пока еще не веря, и продолжая отрицать, потому что чувствует в её объятии именно Тару - и возможно, будет чувствовать всегда. Как Герда, искавшая Кая - в эту эпоху гендерного равенства роли часто меняются. Только вот не найти ему того дворца, что воздвигала смерть, потому что слово "вечность" уже собрано и написано в её душе теплым маминым снегом...
- Она мертва, - сказал роковую фразу первый из полицейских, что оставил попытки реанимировать хрупкое тело, и это послужило началом тишины. Молчания, с которым Рик смотрел, как шокированные дети и их родители смотрят то на него, то на его улыбающуюся, казавшуюся даже после процедур бессмысленного оживления уютно заснувшей девочку.
- Рик... держись. Мне больно, мне тоже больно, но нам надо терпеть, - прошептала Тара, так же крепко прижимая брата. Почти оседающего, почти рухнувшего. И когда второй полицейский тоже приподнялся, покачивая седеющей головой, это "почти" стало последним завершением его борьбы. Упавшим на пол телом...
Кто-то закричал. Метались Тина и Лора, ища Элли: Афина видела, как брат быстро вышел и пропал в толпе. И яркий, зажженный до рези в глазах выхватывал застывшего на сцене Криса, чье лицо казалось таким же бледным, как всего несколько недель назад готический грим на лице ныне умершей Тары. Йонг и Джина держались друг за друга, выглядя едва ли не хуже, чем Рик.
Но она нигде не замечала Мишель...
Крыло Совы прошло сквозь Улей, прижимаясь ко лбу и щеке ласковой рукой. Мама, прошептала и растворилась в этот прикосновении Тара, и слезы текли по её щекам. Слезы при виде ворвавшихся врачах скорой помощи, распихивающих в стороны перепуганных детей и их родителей. Слезы от ощущения, что для неё наконец-то все завершилось и каждое желание, бывшее столько лет сокровенным, звучит в шепоте многоликой души.
Она вернулась домой. Умерла и жила, словно давняя жертва в честь весеннего обряда, который ныне отмечали забывшие его суть люди. Возрожденная и вечная...
Кто-то теребил её, кто-то уносил Тару с наброшенной на лицо простыней. Полиция уже спешила звонить родителям, опрашивать одноклассников, звать директора и учителей, и Афина не могла больше оставаться здесь.
Хотела подойти к Йонг и Джин, за которыми вскоре примчится отец и сказать, что эта смерть не похожа на прошлую. Сидеть с Риком и держать его за руку до самого прихода в чувство. Возможно, даже утешить Криса, который, словно позабытый, опустился прямо на сцену, обхватив голову руками и сорвав наушники.
Но сейчас она была нужнее там, куда бежала Мишель. Забывшая все от боли, надломленная еще и этой смертью и спешащая в единственное место, где могла выплакаться от души. На пляж, к посаженному их руками цветку....
...Она быстро шагала в ночи, затерявшись в толпе и почти несясь по ночным улицам. Шагала, чувствуя, что облик почти плывет, просясь наружу чередой сменяющихся тел. Как и возможность перемещаться к матери, эта сила не требовала подпитки, действуя всегда, но куда слаще было чувство, что отныне она больше никого не потеряет.
Только надо спешить, потому что Мишель больно и одиноко, а в эту ночь боли и одиночества слишком много...
Афина ворвалась на знакомый холмик у берега, застав коленопреклоненную перед цветком девушку. Платья Микки оказалось смято, руки глубоко вцепились в землю, и притихший воздух далеко разносил громкие рыдания. Как и Афину, Мишель никто не остановил из дежуривших в городе полицейских, словно сама тьма благоволила этому визиту. Впрочем, почему словно?
- Почему они умирают?!! - закричала плачущая Мишель, и голос её разбился о тихо лижущие берег волны. - Что со мной не так?!!
Слишком ответственная. Привыкшая нести чужую боль и чужую жизнь доверившихся подруг. И сейчас получившая болезненную рану в самый счастливый день своих шестнадцати лет...

[Holod]

   В жизни Афины было не так много моментов, когда ей нечего было ответить. Любые слова утешения сейчас казались избитой банальностью. Она просто села перед точно так же на колени перед Мишель и осторожно положила руку на ее склоненную голову. Она чувствовала отчаяние бушующее в душе Микки. Сейчас Микки не была сильной, не была королевой, сейчас она просто страдала.
    Перед затуманенным взглядом промелькнул алый всполох, и змеиный рефлекс сработал быстрее разума. Далеко не сразу Афина поняла, что в ее пальцах оказался красный лепесток. Посаженая всего несколько дней роза цвела, роняя лепестки под ураганным ветром, которого обе девушки до этого тоже не замечали. Они находились в центре силы, в Оке Бури, ужавшимся только до них самих, а океан с каждой волной накатывал на побережье все сильнее и сильнее. Афина знала, какой-то далекой отстраненной мыслью, что источник этой нарастающей бури она сама. Вернее они с Мишель. Бушующая энергия, высвобожденная объединением с Тарой, - именно так, объединением, а не поглощением, - сейчас рвалась наружу и подобно энергии взрыва рвалась наружу. Но для Афины сейчас всем миром была Мишель, и заключенная между их душами, сила нарастала. Даже в ночной тьме, подсвеченная городскими огнями, в небесах становилась заметна гигантская воронка, раскручивающаяся прямо над ними.
   - Мишель, - голос был тихий, никакая буря сейчас не могла заглушить сейчас сказанное ими друг другу. - Мишель, не плачь. Никто из тех кто уходит, не хотел бы, чтобы из-за них так страдали. И никто не уходит навечно. Смотри.
   Красный лепесток все так же покоился на ее ладони, еле тронутый бардовыми разводами в тех местах, где их касались пальцы. Нежнейшая плоть не выдерживала даже легчайшего прикосновения.

[Руслан]

И Мишель смотрела. Положив свой палец на алый лепесток, прижав покоящийся на ладони Афины частицу розы: чтобы ни ветер, ни море, ни эта ночь не могли унести прочь.
Разгоралась видимая лишь глазу Афины звезда. Посаженная в сердце Мишель, в кусте, а теперь очутившаяся в ней самой. И звездочка эта скользнула в Храм, где Тара, окруженная новыми сестрами, словно в уютной кровати оказалась подхвачена колыбелью змеиных змеиных тел.
Звезда, которую отдала Тара, растворила свой свет в целом Улье. Эта же нырнула в озеро, и свет её заставил весь океан души Афины засиять. Иные Узы, иная нить протянулись от Гидры, связывая её и Мишель, и по ним уже стремилась в Храм новая сила.
- Я не хочу тебя потерять, - школьная королева прижималась к её щеке, и Афина чувствовала, как падают ей на плечи горячие слезы. Соль, - хорошо знакомый вкус морских глубин, - но теплая. Как свет этой звезды, указавший Мишель путь.
Она уже знала, как это будет. Тара проторила дорогу: теперь Мишель ждут дни, когда она все ближе и ближе станет проникать в мысли своей сестры, перемещаясь в новый дом. А потом... возможно, они пойдут дальше? Тара отбросила за спиной ненужное больше тело, но вдруг с Мишель удастся превратить его в сверкающие лунным серебром капли росы? И тогда...
Больше не будет ни похорон, ни трупов. Только исчезнувшие, слившиеся с ней воедино сестры. Тепло внутри, прогонявшее ложь когда-то дразнившего её света. Больше не пустая, ни полая изнутри - напротив, цельная и живая.
- Ты меня не оставишь? Я не хочу потерять и тебя, не хочу... - глотая всхлипы, крепко-крепко держала её Мишель, и тучи плыли над головой, собираясь огромной рокочущей стеной.
Ливень, подумала Афина, ливень от самых глубин её души врывался в этот мир, где связанные друг с другом Монстр и человек превращались в крупицу совершенства. Желание Мишель стало законом в пространствах Грезы, и душа её уже лилась в Афину: по капельке, пребывая внутри вместе с посеребрившим Остров звездным светом.
"Видишь, Тара" пошептала новой сестре Андромеда, обняв её и прижимая к себе, словно долгожданное сокровище. "И она скоро придет к нам. А потом Джина и Йонг. Здесь никто не бывает одинок. Никогда"
Дома начался бой, она это ощущала: что-то жадно пило всю жизнь из Мудстрикта, в Логове Вилли шумела затопившая лабиринт вода океана. Силы, сорвавшиеся с цепей, наконец-то столкнулись: Афина коснулась разума брата, увидав вспышки происходящего в этот миг.
Воронка ада, похожая на внутренности гигантского червя с постоянно меняющимися кошмарными пейзажами. Две огромные, сотканные из света осы, удерживающие потоком света поднимающиеся из глубин живую грязь. И Вилли, произносящий что-то на русском "Da zdravstvuet...M'ilo dushistoe, mat' ego", зависнув на стене из живой гнойной плоти...
Тим погиб. А сейчас, ввязавшись в бой, умирали и родители Мишель. Умирали не потому, что проигрывали: Монстры и ангелы, кажется теснили ад, хотя и с помощью еще какого-то существа. Наверное, Стоун, мама говорила о нем...
Нет, они умирали потому, что из этого боя не могло выйти живыми ни одного создания, что способно навредить их Семье. А узнавшие все Бейлиши, безусловно, могли. Попытались бы отнять Мишель, убив Афину... убив их всех.
"Он пустил корни в Астрале" голос Элли звучал вперемешку с едким смехом. "Настырный репей, не отрывается. Это хорошо, значит будем вырезать!"

[Holod]

   Гидра не могла сейчас пролить ни слезинки. Для нее вновь обретенная сестра была счастьем, но она чувствовала страдания Мишель, и эти страдания будили в ней то, что не вкладывала в нее Темная Мать. То что дарила ей ее человеческая часть. На растрепанные на ветру волосы, давно испорченных причесок девушек, упали первые капли. Гидра плакала вместе с Мишель. Как умела. И слезы Гидры смывали соленые капли с лица ее возлюбленной.
   - Мы всегда будем вместе. Слышишь? Никто и никогда не сможет нас разлучить. Даже если мир превратиться в пыль, а звезды умрут и родятcя вновь, все равно я буду рядом.
    Слова прозвучали как клятва и не смотря на театральную напыщенность вовсе не казались глупыми или детскими. Возможно именно потому, что Афина чувствовала, знала неким глубинным знанием, все будет действительно именно так.
   - Пойдем домой, - Афине не нужно было уточнять, куда именно она звала Микки. Сейчас мог существовать только один Дом. Еще немного наклонившись, Афина запечатлела на щеке Мишель легкий, еще ощутимый поцелуй. - Тебе нужен…  Сон.
   Мишель встала, увлекаемая твердой рукой Афины. По ее лицу текла вода, размывая еще совсем недавно идеально нанесенный макияж, но это уже были не слезы. Дождь все усиливался, и не смотря на то что они стояли на холме, вдали от линии прибоя, до них уже начали долетать брызги соленых капель растущих волн.
    Когда они уходили с холма, Океан за их спинами издал почти что животный рев и Афина обернулась. В ночном сумраке оставляемый ними цветок, горел ярко подобно свече. Краски распустившегося бутона и не думали блекнуть в темноте. А вокруг него бушевала стихия. Океан рванул вслед за уходящей вглубь сухих земель Афиной, уже поднимая волны почти на фантастическую высоту, стремясь за той, в ком была его часть. Кто был отражением его сущности. Громадные волны обрушились на пляж и заливая берег все дальше и дальше. Но Афина не беспокоилась. Буря, пришедшая из мира их чувств, не могла нанести вреда этому цветку. Даже если весь город смоет в океан, эта роза останется на месте.
   Они шли медленно, не размыкая рук и объятий. Даже абсолютно доверяя словам Афины, сейчас Мишель боялась расстаться с подругой даже на мгновение. А вместе с ними в Санта Монику шел Океан. Границы Неба и моря стерлись, и Океан изливал свои воды из тяжелых свинцовых облаков сразу же, наплевав на все физический законы и выдуманный людьми круговорот воды.
  Их путь казался одновременно и бесконечным и промелькнувшим в один миг. Вода была повсюду, сверху снизу, стояла стенами ливня со всех сторон, но они все равно не спешили. Всю наносную красоту помад, кремов и туши, которой обе девушки сверкали на балу, уже давно и безжалостно смыло. Сейчас они снова были собой. Мишель и Афина промокли насквозь, но не смотря на ветер и по-февральски стылый воздух, холода они не чувствовали.
    Дверь на заднем дворе их дома была всегда открыта. Чего было бояться Чудовищам, даже в таком неблагополучном районе как Мудстрикт? А все то что могло им навредить, все равно закрытые двери обычно не останавливали. Афина помнила из приходящих видений от матери и Элисона, двух сияющих ос, штурмующих гниль и грязь, и даже в темноте сумела разглядеть силуэт лимузина у их крыльца. Мишель уж точно не стоило сейчас это видеть.
   Где-то там на других слоях реальности шел бой. Даже те немногие его отголоски, которые неизбежно отражались в реальности, тут же затихали, под сокрушающими потоками ливня и невозможно уже было отличить разрушения, вызванные буйством стихии и безумием потусторонних существ. Единственное место, где все еще было сухо, это проваливающийся сам в себя холм. Афина чувствовала это, как девятый вал туч натолкнулся на невидимую преграду, как на фьорд и стал обтекать его со всех сторон. Но это было ненадолго. Ничто не может сдерживать стихию воды вечно.
    Даже зайдя в дом, вода продолжала литься, но уже с них самих, заливая пол. Афина сжала ладони Мишель «лодочкой», выводя любимую из прострации, в которую та впала. Душевный шок выпил из Мишель все силы, превратив в безвольную пустую оболочку.
   - Иди в душ, согрейся. Не беспокойся. Я здесь, рядом. Я недолго.
   Мишель не хотела выпускать руку Афины, но подчинилась настойчивому сильному голосу, прикрыв глаза в знак согласия. Сейчас она казалась безвольной куклой, но Афина знала, что ее сила еще вернется. Королева не умерла. Она просто смертельно устала.
    Афина все же решила довести Мишель до самой ванны, и не удержалась, задержавшись еще на несколько минут, наблюдая как та раздевается. Любуясь. Наслаждаясь красотой тела и души, открывающейся перед ней. Даже сейчас, когда в каждом движении Микки отражалась усталость, она оставалась элегантна и прекрасна.
   Лишь когда тугие струи горячей воды хлынули на и без того мокрое тело Мишель, покачивающееся под ними в трансоподобном состоянии, принося долгожданное тепло, Афина наконец, сумела оторвать от этого зрелища свой взгляд и двинутся обратно вниз по лестнице. Тело Гидры не знало усталости, но все равно каждый ее шаг был тяжел, будто она несла на себе весь Океан. Хотя может оно так и было.
  Она нашла Лин мирно лежащую на диване в гостиной. Ее лицо было безмятежным. Сова была далеко. Она парила ТАМ, в иных небесах, но все равно, Гидра знала, что мама ее услышит. Она тихонько подошла к неподвижно сидящей фигуре и положила ей голову на колени. Итихий голос Тары произнес:
   - Я дома, мамочка.

[Руслан]

«Отпустите меня в мой сон
Там поёт серебряный дождь
Там заждался меня мой конь
Но следов в траве не найдёшь
Там горит на окне свеча –
Дом, в котором помнят и ждут
Где не тронет меня печаль
Где беда и боль не найдут.

Руки Лин ожили ровно через секунду, как Афина прижалась к коленям матери щекой. Где-то за окном, в начавшемся ливне сверкала вспышка полицейской сирены у противоположного дома, словно зарница молнии. Дождь заглушал крики миссис Фрайзер, отказывающейся поверить в то, что произносил мокрый с головы до ног офицер...
...Норма, проснувшаяся от тревожного предчувствия и крика за окном, обходила спальни детей, чего не делала уже давно: свет отнял страх, но сейчас он вернулся. Еще до того, как скрипнувшая дверь и упавший прямоугольник света озарили пустую постель Тима.
- Тим? - дрожа от непривычного ощущения полной беззащитности и чудовищной нереальности происходящего, спросила темноту Норма Гамбит. - Сыночек, ты тут?
Тьма многозначительно промолчала.

Отпустите меня домой –
Там застыли стихи в огне
Этот дождь – он пришёл за мной
Это дождь вспомнил обо мне.
Смотрит осень в мои глаза –
Неподвижно – янтарный взгляд
Серой птицей небо в слезах
Кто сказал, что нельзя назад.

Но Афине не было дела до этого, как не было дела и Лин. Даже Тара предпочла не слышать шут от соседнего дома, потому что не желала: доверившая её тело Афина смотрела, как осваивается новая сестра. И одновременно с восхищением наблюдала за тем, что собственное тело меняет пропорции, перетекая в облик Тары. Наяву, заставляя мокрую одежду свисать на худощавой сестре.

Дождь омоет на ранах кровь
Я вернусь, наконец, домой
Там родится музыка вновь
Серебристо – лёгкой струной
Там ладони хранят тепло
Что дарил нам живой огонь
Дождь, шурша, стучится в окно
Через лапы сосновых крон.

Ладони Лин подняли её, крепко прижимая к себе. Руки обвили шею и Тара-Афина зарылась лицом в теплые волосы, оставляя на них капли дождя и запах океана. Она вернулась, она наконец-то пришла домой, как во снах, осененных светом горящей в спальне звезды. И ощущения Тары, для которой это было высшим блаженством, смешивались с мыслями сестер, сейчас воочию убедившихся, что недавно расчесывающая ее волосы мама говорила чистую правду. Боль ушла, можно жить иначе, и чудовищность была лишь одной из красок палитры, которой Афина рисовала свою судьбу.
- Конечно, ты дома,  доченька, - ответила Лин: Афина чувствовала, как что-то стекает по их прижимающихся друг к другу щекам. Слезы? Роса с небесных хризантем? Капли пропахшего океаном дождя? Или все вместе?
Да какая разница! Тело её в объятии Лин снова менялось и маму обнимала Джесси, Клер, Амели, Андромеда... каждая будучи частью всех и одновременно всеми. Будто многогранный кристалл, очередная сторона которого дарила попавшему в неё лучу света новые оттенки...
- Ты дома, мы вместе, все хорошо...
А за окном шел дождь и журчала в душе вода, омывая согревающееся тело Мишель. Словно очищающегося перед тайными мистериями неофита, смывающего груз прежних грехов и обид...
- Теперь никто нас не разлучит, - прошептала Тара голосом Афины, когда тело вновь приняло прежний облик. - Никогда...
- Конечно. Разве может быть иначе...

Лабиринт размытых дорог
Рассечёт дождя серебро
Кто изменит проклятья срок
Прочитав слова над костром
Сине – бархатный взмах крыла
Серебристо – печальный звон
Это смерть за мною пришла
Отпустите меня в мой сон…»(с)

[Holod]

   Мишель стояла под горячими струями душа, бездумно выводя пальцем по запотевшему кафелю бессмысленные узоры. Она уже давно согрелась, но все равно было очень плохо, хотя она и не ощущала физической боли. Память услужливо подсказала, что совсем недавно все уже было почти точно так же. Дикие кошмары,  совершенно стершиеся из памяти, но от одних воспоминаний о которых низ живота скручивало спазмом, и то выворачивающее на изнанку чувство, которое заставляло ее корчится в слезах на полу собственной шикарной душевой. Да, сейчас было все иначе, но неуловимое чувство дежавю все никак не проходило.
   Плечо ощутило поцелуй, а спина прижимающееся к ней обнаженное тело.
   Разгоряченная кожа ощутила прикосновения как прохладную волну, проносящуюся от пяток пальцев до самых кончиков волос, и приносящую удивительную ясность сознания. Поцелуй сразу принес с собой желание. Прикосновения Афины были такими приятными и родными. Конечно же, она помнила их. Сложно было забыть ту их ночь вместе, но даже тогда у нее было странное чувство узнавания, будто все это уже не в первый раз.
   Сильные пальцы продолжали играть на ее теле как на арфе, принося долгожданное расслабление напряженным мышцам. Это одновременно возбуждало и убаюкивало. В глубине души Мишель знала, что Афина сильнее ее. Во всех смыслах этого слова. И ее покорность в их отношениях лишь маска, созданная специально для нее. И сейчас, когда своя собственная маска королевы спала, Мишель была рада это силе. Она дарила покой и чувство защищенности.
  Душ сменился постелью, но ни одного слова так и не было произнесено. Да и не нужны они были. Кожа, рядом лежащей Афины, и особенно ее руки, нежно водящие пальцами по лбу Мишель, Вдруг стали источать странный, дурманящий аромат, из-за которого как только голова Мишель коснулась подушки, она тут же провалилась в небытие сна.
   - Молодец, спи, - Афина крепко прижала безвольно откинувшуюся голову Мишель к груди, каждой клеткой своего тела этим прикосновением. – Сны это мой мир, там тебе всегда будет хорошо.

   Сознание Мишель все глубже проваливалась в Грезу, а сама греза все сильнее проникала в реальность и вот уже воздух в спальне стал густым и прохладным, превращаясь в тихие воды Сердца Храма Тысячи Потоков. Гидра оказалась дома. Вот только Мишель все еще была с ней. И она чувствовала ее сильнее чем когда бы то ни было прежде.
   Теперь все будет иначе.
   Мысли, образы, чувства, Афина ощущала как все это, будто вода перетекает из Мишель в нее, и точно так же она сама делится этим с Мишель. Сейчас они были едины. Окружившие обнимающуюся пару сестры, с удивлением смотрели, как тело Мишель от бедер плавно переходит в змеиный хвост, уходящий в недра горы.
   «Она часть нас!»
   «Но, мы же ее не забирали!»
   «Она еще не пришла в Храм»
   «Но она тут»
   «Она спит, это ее сон. Мы ее сон»
   «Но мы же ее чувствуем!»
   «Потому что теперь мы на самом деле ее Сон. Мы сделали это. Мы часть Грезы. Теперь они приходят к нам. Не только Мишель. Ты только прислушайся!»
   Из-за стен Храма и утесов Острова доносилось пение. Тихое, на грани слышимости, но теперь, когда все сестры обратили на него внимание, он стал намного отчетливее и громче. Из глубин океана вокруг острова на таких же змеиных хвостах начали подниматься тысячи женских фигур. Хор тысячи голосов, но голоса эти были не звуком, но мыслями и чувствами. И все они вплетались в голос самой Гидры.
   Первые ряды Афина без труда узнавала. Джин Хо и Йонг держащиеся за руки, Рита, сияющая своим внутренним светом и выглядящая сейчас вдвое старше. Вся команда Мишель, и Лаура. Все девушки их школы, района, города. Все кто сумел услышать песню Гидры и откликнулся на ее зов. Все, и взрослые женщины и маленькие девочки, все они здесь были юны и прекрасны. Они не стали еще сестрами, они были здесь гостями, но Гидра умела быть радушной хозяйкой.
  «Теперь мы все они!»
  «Но они проснуться»
  «Да, проснуться, и снова вернуться в свои нормальные жизни. Но они сохранят эхо нашей песни. Эту тоску по нашему единству. Они будут возвращаться. Будут возвращаться, в минуты горя, чтоб мы их утешили и помогли или просто, чтобы еще раз ощутить это. Побывать в нашем Храме, вместе с нами. И рано или поздно не захотят возвращаться туда»
   «Теперь нам не придется никого ломать»
   Мишель зависла над краем кратера, рука об руку с Андромедой и другими сестрами, глядя на ту, чье имя теперь действительно было «Легион». Глядя на саму себя. Обладая знаниями Гидры, сейчас она была спокойна и величественна.
   Весь же круг горизонта сейчас сверкал молниями.
   «Они сражаются за нас. Мы нужны нашей семье»
   Сейчас Мишель знала, простым и чистым знанием, которое так легко приходит во сне, и которое развеивается туманом с пробуждением, что там снаружи действительно сражаются и ее родители тоже. Ее семья, которая скоро перестанет ею быть. Утром это знание, уйдет вместе с этим удивительным сном, но сестры, а значит и она сама знали, что «эхо» этого знания останется, как тогда, после ее первой ночи с Афиной. Знания, что ее родителей больше нет. Ведь Гидра так же хорошо понимала, что при любом исходе боя Вилли и Лин не позволят ангелам выжить. В глубине души она будет знать, что потеряла в том мире все. Выдержит ли она это?
   «Не бойся. Мы будем рядом. Мы поможем. Мы не позволим тебе страдать»
   «Да» - твердо кивнула Мишель и рванула вверх, увлекая за собой сперва сестер, а потом и весь остальной легион грезящих частичек Гидры. Теперь она действительно была Тысячью Потоков соединивших Море и небо и вместе с ней сам Океан устремился вверх. Мир перевернулся подобно песочным часам, и стремящаяся вверх тысячеглавая Гидра пробила Астральные Небеса низвергаясь з них вместе с дождем на город ставший полем боя Чудовищ. Астрал трещал и плавился от того, что творилось в его изнанке. Облачный покров то и дело шел волнами от взмахов гигантских крыльев, дома и улицы превратились в лабиринт, отражая зеркалами стен и хромом стали, вспышки молний, и из трещин, то и дело появляющихся на идущей волнами земле то и дело пробивались лучи света и миазмы гнили.
   И шум дождя превратился в смех и песню идущей в атаку армии. Каждая сестра атаковала такое же бесчисленное множество свиных голов, властвующих над городом, срывая их, превращая своими прикосновениями просто в грязную воду и отправляя в канавы. Вал воды, бывшей совсем недавно плотью самих демонов, сейчас вздыбился и неудержимым цунами наконец рухнул в провал образовавшийся на месте холма. Какими разрушениями сейчас это отражалось в реальности Гидра не знала. за все приходится платить. Но сегодня этот город станет их безраздельно.
   «И отворила богиня хляби небесные, и обрушила не землю потоки воды, чтобы смыть скверну земную, что застилала свет звезд»

[Руслан]

Ад умирал. Умирала та его часть, что пробудилась в облике огромного Червя, соткав из теней своей давно исчезнувшей памяти этот образ. Никто не знал, почему некоторые Бесплотные уходили Вниз - возможно, им просто не хватало в своей бесконечной жизни того, за что стоило держаться наверху. Афине это было неведомо: она лишь поняла, что существо, - каким могла бы стать даже Гидра, не отыщи они вместе действительно важные вещи, - распадается на части. Тают грязными потеками изорванные стенки утробы, вода смывает все - даже свет с двух завязших в густеющей грязи тел.
Мишель в каком-то бессознательном желании не хотела смерти родителей и в то же время поняла, благодаря памяти Афины, что сохранить их возможно лишь создав нечто новое вроде Договора. Чтобы потребность вести войну с адом подпитывала желание жить. Не давая выгореть дотла, но при этом лишив подобной возможности.
Она и не задумалась, что тем самым обрекает Рене и Джозефа навек застыть в живой плоти адских стен. Вечно рваться наружу, будучи не в силах пошевелиться, и в то же время жаждать, жаждать боя, сходя с ума. Афина могла бы сказать, что это жестоко... но она была Гидрой, и Бейлиши не были её близкими. Грязь уходила в сон, подобный небытию, и вместе с ней пришла пора исчезнуть и меркнущему свету...
Осталась только тьма, танцующая в каплях осыпающегося во мрак дождя в аромате роз и хризантем. Чудовищные судороги не поднялись выше глубин мира: световые нити Стоуна удержали их в глубинах реальности. Город продолжал спать, не ведая, какая битва только что отгремела и что новые владыки подтвердили право на его страхи и души. Тихо журчала вода: по стеклу, по Храму, что был её сердцем, по сновидениях тех, кто в эту ночь пришли поприветствовать свою будущую сестру...
Она готова сожрать целый мир, когда-то утверждал свет. Но он не добавил, что Афина при этом так же сильно любит его, просто желая обладать самым лучшим и ценным, что Земля способна предложить. Точно так же, как и для её Семьи, близкое и родное было абсолютом превыше чужих судеб и нужд. И Тара, сама еще неопытная в новом статусе, по сенью призрачного Древа обнимала Мишель, попутно улыбаясь воспоминаниям, что могла отныне сколько угодно ярко смаковать, и будущему, которое их вместе ожидало...
//Конец главы: Логово увеличивается до 3. Опыт смысла давать нет, дальше эпилог, но думаю, с учетом финала игры, не меньше 2 Опыта к предыдущему. Плюс вторая ступень атавизма: умение превращать свое тело в любую из сестер. Ну и плюс с Лин сверх Узы: пока жива одна, будет жить и другая.//