Здравствуйте, меня зовут Бен. Это мое канадское имя. Мое китайское имя по-французски звучит примерно так: “Ксшин-фа”, но кроме мамы и тети меня так никто не называет, да и те все больше говорят просто “Бен”, или “младший”.
Для азиатского паренька я довольно высок и крепок, около 180 см. и вес около 70 кг. Тем не менее, многие по-жизни считают меня слабачком. Наверное, это из-за моей худобы. В спортзале, когда я выжимаю 100-килограммовую штангу, иногда собирается народ посмотреть на это зрелище. А вот то, что я могу на турнике крутить “солнышко”, никого не удивляет – к китайцам-акробатам все привыкли...
Во внешности моей самое примечательное – короткая стрижка, почти налысо. В традиционой стрижке волосы собираются сзади в косу, но кроме стариков так теперь стригутся только некоторые бандиты, а я с ними не хочу иметь ничего общего. Также у меня черные волосы и брови, и зеленые глаза. Черты лица у меня типичные азиатские, и поэтому малозапоминающиеся, особенно для европейцев. Говорят, когда я чем-то сердит, мое лицо приобретает очень угрожающий вид. Не знаю, как-то не приходилось в такие моменты смотреться в зеркало.
История моей жизни довольно простая и не очень радостная. Я родился в Монреале, в семье матери-одиночки. Я не знаю, кто был мой отец – мать в ответ на вопросы только отмалчивалась, соседи – тоже. Дедушка, когда еще был жив, один раз строго сказал мне, что эта тема закрыта для обсуждения, и я перестал спрашивать. Дедушка вообще привык, что его слушались – он был довольно влиятельным человеком в Чайнатауне, хотя никогда не был богатым, или известным. Тем не менее у него была маленькая лавка амулетов, и я помню, как приходил к нему в гости играться. Жаль, что он умер, когда мне было пять лет. После его смерти лавка отошла старшему сыну, и они с моей мамой рассорились. Вообще, после смерти деда мы отдалились от большинства родственников – сейчас я поддерживаю отношения только с тетей, живущей в Броссарде, и ее сыном.
Детство мое было трудное: мать шила одежду по 10-12 часов в день, 6-7 дней в неделю, но ее заработка все равно едва хватало нам на проживание. До сих пор со стыдом вспоминаю, как попросил у нее купить нам цветной телевизор вместо старого, черно-белого. Мать тогда ничего мне не сказала, но в следующем феврале, в канун Нового Года у нас появился маленький "Панасоник". Только сейчас, поработав некоторое время самостоятельно, я могу представить какого напряжения сил ей стоило сделать мне этот маленький сюрприз.
К сожалению, из-за этой постоянной занятости, мать не могла уделять много времени моему образованию и воспитанию. Единственное, что мне от нее досталось – это любовь к языкам. Дома мы говорили на трех языках — французском, английском и китайском, причем я знал и мандарин, и кантонский диалект, и мог к тому же говорить на северном наречии – в нашем квартале было настоящее смешение языков и диалектов. Еще я с матерью любил разгадывать кроссворды, только делали мы это редко – если у нее выдавалась свободная минутка на выходных.
Жизнь моя, протекала большей частью на улице. Вместе с другими мальчишками и девчонками я носился по нашему кварталу, выполнял мелкие поручения лавочников или попрошайничал у туристов. Иногда, воровал по мелочи – но никогда у местных, только у приезжих. Сейчас я иногда прихожу на рынок и специально раздаю ребятне фонарики и всякие мелкие сувениры, выдаваемые нам в “Новой надежде” – вместе с лекцией о том, как жить в соответствии с законами божьими. Надеюсь, что их это направит в жизни.
В школу я пошёл с шести лет. Первые два года это была маленькая национальная школа с одной комнатой. Все ученики жили на расстоянии 2-3 километра от школы и ходили пешком. В одном классе сидели дети всех возрастов. Потом уже я стал ходить в другую, обычную школу, а старая однокомнатная — закрылась. Помню, как мне было трудно сначала, и я плакал, так как не знал математики и прочих наук, но постепенно я нагнал в знаниях своих одноклассников, и даже перегнал многих по английскому и французскому языку. Учеба никогда не была для меня на первом месте, но всегда оставалась в числе десяти главных целей. Вначале надо научиться самому – а потом уже учить других, я так думаю.
С Религией у меня тоже очень давние отношения – моя мать была ревностной католичкой. Будучи ещё малым ребенком, однажды в церкви я настолько вдохновился красотой богослужения, что придя домой, собрал несколько крестов и свечей и начал играть в "падре". Это чувство умиления не покидало меня. В парке, рядом с домом, я сделал свою потаённую церковь; тогда мне было 8 лет. Украсил я свою церковь свечами, молился как запоминал со службы, сделал даже "кровь Христову", выдавив сок из винограда, проводил мессу. Дальше-больше; в соседнем доме жила одна девочка, старше меня на 4 года, некрещёная, так я провел над ней "баптизм" (крещение)... Когда мама, бывало, зарубит курицу, то я брал куриную голову и хоронил её. Особенно меня впечатляли похороны в церкви. Они у нас совершались довольно часто, и я нередко задумывался над вопросами жизни и смерти.
В школе с некоторыми друзьями я любил говорить на религиозные темы, мы спорили по вопросу эволюции согласно теории Дарвина, так же я слушал специальные передачи по канадскому радио — все это способствовало возникновению новых и новых вопросов и потребности в ответах. Я начал читать Библию на китайском языке. Вскоре стал выписывать церковную литературу, журналы и книги на английском и французском языках, начал посещать лекции “Новой надежды”. Моя мама не препятствовала мне в этом. Одно время, я собирался стать священником, но после того, что случилось с Лораном, передумал.
Да, я вам еще не рассказал про Лорана. Это мой лучший друг. Он француз, коренной житель Квебека. Отца у него нет, как и у меня. Мы с ним дружили где-то с шестого класса. Вместе ходили в “качалку”, вместе ухаживали за девчонками. Он даже в “Новую надежду” со мной вместе ходил, хотя совсем и не религиозен. К сожалению, его характер это не улучшило. Он всегда был очень горячим, по любому поводу бросался в бой. Вот и связался зря с “Крокодилами“. “Крокодилы” – это Гаитянская банда, те еще отморозки, торгуют на улицах всякой дрянью. Лоран поймал одного из них за продажей наркотиков около нашей школы, и набил ему морду. Отомстить “Крокодилы” не могли, так как наша школа официально находилась на территории “Драконов” – китайской группировки. Но эти подонки подкупили одну <цензура>, и она написала заявление в полицию, что Лоран ее изнасиловал. Копы не стали ничего расследовать, а просто посадили моего друга за решетку, в камеру к отъявленным уголовникам, и через пару дней он сам написал “признание”.
Я тогда решил бороться, привлек людей из “Новой надежды” и товарищей по школе. Хотел привлечь и прихожан нашей церкви, но падре запретил мне это делать – Католическую церковь и так обливали грязью в газетах из за скандала с педофилами-священниками. Вот тут то и проявилась разница между официальной, “обрядовой” религией, и истинной духовностью. Иисус и апостолы муки приняли за всех нас, а священники не захотели помочь человеку, потому что “это негативно сказалось бы на образе церкви в прессе”.
По-любому, желающих мне помочь оказалось много. Особенно помог Николя Сеси, адвокат, сотрудничающий с “Новой надеждой”. Вместе мы устроили собственное независимое расследование, и смогли доказать, что у Лорана было алиби. Но все равно, судейские процедуры заняли кучу времени. Его выпустили только через три месяца, и сразу увезли в больницу. Я с его сестрой, Луизой, по очереди за ним ухаживали. Вначале он весь был какой-то странный, дергался, не мог нормально говорить. Ему кололи успокоительное по 5 раз в день. Постепенно, он пришел в себя настолько, что его выписали домой. Я и в дом к нему приходил ухаживать тоже, специально научился делать уколы (сестры он стеснялся), и колол ему лекарства в течении нескольких недель.
Сейчас, Лоран уже практически здоров, но по ночам ему до сих пор снятся кошмары. О том, что происходило в тюрьме, он мне так и не сказал, хотя и так понятно, что ничего хорошего. Его мать хотела сводить Лорана к психоаналитику, но их медицинская страховка это не покрывает, а заплатить самим нет денег. Николя начал процесс против полиции города, возможно им и удастся отсудить какие-то деньги, тогда посмотрим. Ахмед, владелец пиццерии, где я работал, обещал мне нанять Лорана, как только Толстый Ларри уедет в Калифорнию. Или теперь, после того, что со мной случилось, может его возьмут на мое место...
Что со мной случилось? Хотел бы я знать, что со мной случилось! День начинался как обычно. Я пришел из школы, сделал домашнее задание, почитал немного библию. Потом поехал на своем мотоцикле в “Домино”, и до пол-десятого развозил пиццу. Предпоследний заказ был на окраине, около больницы, куда я с другими волонтерами из “Новой надежды” приезжал каждую вторую субботу ухаживать за “наркошами”. Проезжая мимо корпуса больницы, увидел, что из окна сзади вылазят какие-то неизвестные мне парни. Ну и подъехал поинтересоваться.
Честное слово, не знаю, что на меня нашло. Когда я увидел, что эти ребята – “Крокодилы”, самое правильное было развернуться и немедленно уехать. Но меня вдруг такое зло взяло, как никогда в жизни. Не только из-за Лорана, хотя и из-за него тоже. Иисус учил, что мстить - нехорошо, и я тогда не думал о мести. Но ведь эти сволочи наверняка шастали в больницу не просто так. Может кто-то им тайком продавал наркотики, а может они и сами продавали наркотики больным – тем самым, которых мы пытались поставить на ноги. В общем, сам не помню, как соскочил с мотоцикла и подбежал к ним. Помню только, как держал за воротник их главаря и что-то орал ему в лицо. Потом они меня оттеснили к стене, и кто-то ударил меня кастетом по голове...