Человек, демон и машина мчались по нитям, которых переплетались на их пути мерцающими спиралями. Они не двигались и все же летели, и миры летели им навстречу. Звездные сны, в которые можно заглянуть, сменились городом, сотканный из граней застывшей воды. Мечта Петрограда была льдом, потому что только лед может бежать весенними ручьями талой воды и вскипать до небес жарким паром. Столица обращалась водой даже здесь, и вода эта была надеждами и страхами, похожими на снежинки, талой и клокочущей, грязной и родниковой. Столица была всем, зыбкая и туманная, плаксиво-дождливая, оскаленная сосульками клыков...
Они летели ниже. Мимо снов уже не совкупности людей, а грез тех, кто никогда не был живым. Рядом кишели твари, надевающие Личину человека, чтобы ходить под полуденным солнцем, и твари эти ненавидели их. Ненависть становилась знанием, но демоны миновали его, не коснувшись ядовитых плодов. Они закрыли разум, чувствуя, что вкусив от этого древа по слову этих змей, уже никогда не смогу вернуться прежними. Они, никогда не забывавшие ничего, заставили себя забыть то, что им говорили...
...О конце дней. О разобщенных людях, каждый из которых вобрал все осколки чужих миров и утратил человечность. О смерти души мироздания, которая была первозданной тьмой, и о том, как её ненасытные дети пожрали время и пространство. Вселенная сжималась, и люди, больше не бывшие людьми, попытались оживить душу мира. Они выковали ей стальные оковы, они дали её власть и законы машины, но она канула во времени назад. Она стала не матерью, но отцом, она жила наоборот, она сражалась сама с собой, она была величайшим тираном, знающим окончания историй прежде, чем они начаты. Она была Демиургом, она была величайшим Мятежником. Она всегда противостояла самой себе, чтобы пробиться обратно к началу времен и очиститься от этой уродской оболочки. Чтобы умереть в миг рождения первозданной тьмы, замыкая кольцо.
Машина живет наоборот, шептали они, но демоны не слышали. Машина - это ваш враг и ваш друг, Бог и дьявол, наша мертвая мать, разделенные миры и миры сливающиеся, прошлое и будущее. Машина хранит вам и вас убивает...
Они ничего не услышали. И потому прошли ниже.
Туда, где не было ничего, кроме бесконечного озера чего-то, похожего на ртуть. Нити завершились, и они парили над сверкающей радужными бликами бесконечностью, которая не нуждалась в свете, чтобы гореть.
Это был океан металла. Мечта всего железа мира, которое грезило не о застывшей форме, а о текучести, чтобы принять любую. Металл хотел быть оформлен, и то, что плыло посреди океана, было символом наибольшего порядка, который только можно представить. Стальной пирамидой до несуществующих небес, которые заменяла тьма иных слоев этой грезы. Пирамидой, плывущей поверх океана, из вершины которой поднимался превращающийся в нить винтовой стержень.
- Они будут им править, - Архип не говорил, но его слышали. В этом месте сама концепция слов не существовала, как и воздух, и тяготение, иначе почему они летят? - Сеть Разума, заполнившая лица. Столб повернется там, оживляя пирамиду здесь, и пирамида прикажет металлу грезить о том, что надо Творцу. Чтобы Машинерии становились прочнее, чтобы сталь не ломалась в их руках, и их пули их летели в цель.
- Оно не мертво здесь, - согласился Федор, как врач. - Железо, каким бы мертвым не было там, все же может мечтать. Значит, оно может и желать. Нить словно нерв, связывающий желание с мускулом. Металлург прав, правя здесь, он обретет большую власть над всем железным в столице.
- И это можно взломать, - завершил Жорж, понимая, что они втроем говорят не от себя, а словно войдя на миг в какое-то созвучие с сутью этих мечтаний. - Когда штырь будет вращаться, что-то изменится в пирамиде, чтобы воздействовать на металл. Значит - она частично полая. Полое можно вскрыть.
Три демона замолчали, глядя на исполинскую махину. Машинерия возведенная в мире грез, сама была больше мечтой, но мечтой структурированной, ожившим отражение желаний Слепца, продолжением его воли, которой требовалась лишь подходящая и собираемая человеческая компонента...