Имя: Ниал мак Тир, Ниал Хэриет
Божество: Морриган
Пантеон: Туата де Данаан
Мотивация: Великая Охота
Натура: Натуралист
Значение уворота: 9
((Ловкость+Атлетика+Легенда)\2)
Значение парирования: 4
((Ловкость+Ближний бой\Безоружный бой+Защита оружия)\2)
Атрибуты (8\6\4)
Физические
Сила ***
Ловкость *****
Выносливость ***
Ментальные
Сообразительность ***
Интеллект ***
Восприятие ***
Социальные
Обаяние ***
Манипулирование *
Внешность ***
Умения
Избранные умения божества
Ближний бой **
Метание ****
Знание животных **
Бой без оружия
Стрельба ***
Стойкость **
Избранные умения героя
Расследование **
Выживание ***
Атлетика ***
Искусства **
Эмпатия ***
Хитрость **
Прочие умения
Академические знания *
Командование
Управление
Ремесла
Бдительность **
Медицина *
Оккультизм
Политика
Наука
Скрытность **
Прямота
Влияние
Права рождения
Татуировки птиц ** (доступ к Благам Зверей и Пророчеств, если повреждены, восстанавливаются, до тех пор доступа к этим Благам нет)
Полет ворона *** (доступ к Благу Войны, урон 4L, скорость 5, возвращается к хозяину после броска и траты пункта легенды)
Сила воли
6\6
Эпические атрибуты и уловки
Эпическая сила **
Бросок к горизонту (Hurl to the horizon)
Удваивает дистанцию броска.
Могучий бросок (Mighty heave)
Цена – 1 пункт легенды
Утраивает дистанцию броска, включая бонус от Броска к горизонту, кроме того, любой брошенный предмет, наносящий ударные повреждения, наносит вместо этого летальный урон и имеет свойство пробивать броню, а любое брошенное оружие, наносящее летальный урон, ее полностью игнорирует.
Эпическая ловкость ***
Симфония рикошетов (Ricochet symphony)
Цена – 1 пункт легенды за бросок
Позволяет уничтожить любые штрафы за укрытия, имеющиеся у цели.
Кошачья ловкость (Cat’s grace)
Героя невозможно выбить из равновесия, сбить с ног и он не получает штрафов за неустойчивую, подвижную или сложную поверхность.
Божественное равновесие (Divine balance)
Позволяет стоять или двигаться по любой поверхности, неважно, насколько она тонка или неустойчива.
Неприкосновенный враг (Untouchable opponent)
Цена – 1 пункт легенды за сцену
Позволяет добавлять значение Эпической ловкости к значению Защиты.
Блага
Война
Благословение прозрения (Blessing of insight)
Герой получает количество автоматических успехов на броске Join War, равных количеству даров в Домене Войны.
Боевой клич (Battle cry)
Цена – 1 пункт легенды +1 за каждый повтор
Бросок – Обаяние+Влияние
Этот дар усиливает крик героя и накладывает на действия врагов, услышавших его, штраф, равный количеству даров в Домене войны героя. Количество задетых врагов равно успехам на броске Обаяние+Влияние, а длительность в тиках равна увеличенной впятеро разнице между количеством врагов и количеством даров Домена Войны.
Животные (Ворон)
Звериная речь (Animal communication)
Герой может общаться с избранным видом животных на их родном языке.
Пророчества
Малые видения (Minor visions)
Потомок с этим даром время от времени получает пророческие видения, связанные с чем-то важным в грядущем – обычно важным для него, но если событие всеобъемлюще и сильно, он может почувствовать и его тоже.
Энех
Глаз Брегона (Brehon’s eye)
Восприятие+Эмпатия, 1 пункт легенды
Позволяет прочесть чужой энех, раскрывая Добродетель с наивысшим значением, нижайшим и Натуру цели. Если вокруг несколько существ, он начинает с наивысшей Легенды.
Гейс героя (Heroe’s geas)
Позволяет принять гейс.
Легенда
Постоянная
2
Используемая
4\4
Добродетели
Храбрость ***
Выразительность **
Благочестие *
Интеллект ***
Здоровье
7\7
Внешность
Ниал выделяется в толпе. Худощавый, смуглый и гибкий, как ивовая ветвь, внешне он скорее сойдет за индейца, чем метиса. Что-то в нем напоминает ворона – острый профиль, возможно, или глубоко запавшие глаза, черные, как у птицы. Волосы, связанные в тяжелую и длинную, до бедра, косу, имеют сизый, словно ворох молний, цвет.
Индейские татуировки, изображающие воронов и вороньи перья, покрывают левую руку так, что кажутся причудливой перчаткой из черных нитей, живущей своей жизнью. Это впечатление только усиливается, если вязь линий разорвана – в таком случае они неуловимо восстанавливаются.
Ниал одевается агрессивно и даже не пытается слиться с толпой. Его обычный выбор черного цвета – кожаный килт, опоясанный шипованной цепью, кожаная же куртка, джинсы и туфли с металлическим каблуком. Как правило, взгляд сразу же приковывает темный томагавк на бедре, и несколько метательных ножей могут остаться незамеченными.
История
Я был беспризорником, приемным сыном, убийцей в бегах и копьем, брошенным в цель, но никогда – собой. И эта чужая жизнь мне не нравилась. Она была грязной, неудобной, короткой, как одежда с чужого плеча. Правда, мне не приходило в голову переодеться.
У уличного мальчишки, живущего, в лучшем случае, в городском приюте, нет времени, сил и воспитания, чтобы что-то изменить. Живешь, как есть, воспринимаешь все, как есть, потому что слишком жалок и ничтожен, чтобы быть замеченным. Я не знал ни родителей, ни вообще родственников, единственный человек, которому я доверял в детстве, была мисс Шэнон, воспитательница в приюте. Она была ирландкой, и тем человеком, который дал мне имя. Не знаю, почему она выбрала именно такое – ведь оно не подходит метису. Может быть, Судьба?
Не то чтобы я не пробовал завести друзей, но всегда происходило что-то отталкивающее. Невзначай брошенное резкое слово, что пришлось так к месту, назначенная, но сорванная встреча, замученная птица, лживые обещания. В конце концов я перестал даже пытаться. Всегда проще было самому.
Иногда в наш приют приезжали люди. Иногда они забирали кого-нибудь с собой, и мы завидовали этим счастливчикам. Они же оставляли опостылевший приют, всю здешнюю грязь, холод и тесноту. Каждый мечтал оказаться на их месте. Однажды мне “повезло”. Мистеру Хэриету понравилось, что я веду себя смирно, не бросаюсь к ним, как остальные, не путаюсь под ногами. Он был богатым человеком, и не жаловал шум, детей, домашних животных, а также беспорядок, но очень любил свою жену. Она была бесплодна.
Поначалу мне казалось, что я попал в рай, но вскоре убедился, что это не совсем так. Мадам Хэриет не отказывала приемышу ни в чем, а взамен требовала безоговорочного подчинения и соответствия своим желаниям. В числе прочего это означало, что мне приходилось носить жутко неудобную одежду, много учиться – вообще учиться, чего я не жаловал – и вести себя по правилам. Кажется, про такую жизнь говорят - “золотая клетка”. Очень правильно, ведь я видел улицу в лучшем случае в окно.
Конечно, двенадцатилетнего беспризорника просто так дома не удержишь, и я сбегал. Иногда домашние правила настолько приедались, что я сбегал обратно в приют, но мисс Шэнон всегда возвращала меня назад. Так себе перспектива, но лучше, чем постоянно сидеть на заднице. Кроме того, Хэриеты никогда не бранили своего приемыша за побеги. Возможно, понимали, в чем здесь дело. В конце концов, я перестал убегать. Видеть взволнованные глаза приемной матери и слышать усталые вздохи отца было гораздо тяжелее, чем получать разнос.
Так я прожил несколько лет, до семнадцати. Это та часть жизни, которую мне и хочется называть “неудобная”. Я никогда не был на своем месте в доме Хэриетов, никогда не чувствовал себя их ребенком, и не мог назвать их своими родителями. Они достойные люди, которым приходилось тяжело с чужой кровью, и за это я уважаю их. Благодаря им я получил образование, поступил в университет, занимался спортом, даже путешествовал вместе с ними. Я мог бы стать примерным сыном, порядочным джентельменом, как хотел мистер Хэриет, гордостью семьи – у меня были все возможности. Вместо этого я отплатил им позором и бегством.
Я всегда был склонен к приступам ярости, когда весь мир сводится к тому, чтобы выплеснуть злобу, и плевать на последствия. Обычно я мог контролировать свою натуру, но в тот раз все пошло наперекосяк. Ночной бар, человек, которого надух не переносишь, хорошенькая девушка, ссора – и вот уже на моих руках труп, вокруг целый зал свидетелей, а полиция на выезде. Благодарю покорно, в клетке я насиделся предостаточно. Между золотом и сталью нет особой разницы.
Так что я бежал, и это бегство продолжалось без малого год. У меня не получалось прятаться, только бежать, да и то плохо. Быть дичью. Всякий раз, как я пытался скрыться – изменить внешность, выйти на изготовителей фальшивых документов, оторваться от погони с концами – происходила неудача. Я просто не создан для бегства. Жаль только, что сразу не сообразил.
Мне было бесконечно стыдно перед Хэриетами. Стыдно и больно. Хуже я себя еще не чувствовал за всю жизнь, и чудо, что копы не схватили меня в первые же дни. Потом стало легче, научился думать только о настоящем, жить сегодняшним, отсекать все лишнее. Мне всегда легче было обходиться в одиночку, тогда это здорово помогало. Конечно, тот год никак не назвать хорошим, даже по меркам чужого костюма. Я навесил на себя столько статей, исключая убийство и особо грязные, вроде наркоторговли, что посади меня копы – и хватило бы до старости, а то и на следующую жизнь бы осталось. Так что я бежал.
Бостон, Портленд, Монпельер, Левистон, Париж, Берлин, Квебек, наконец. Везде повторялось одно и то же – даже если сначала мне сопутствовала удача, в конце пути неизменно ждал провал. Четырежды я пытался бороться с роком, четырежды проигрывал, пока не оказался загнан в угол. Бегство кончилось, чему я был даже рад. В тот день я стал убийцей не по воле случая, но по своей собственной. С того дня дичь стала охотником, и заманивала преследователей в свои сети. Мои ловушки не были летальными – меньше всего мне хотелось оставлять за собой еще и след из трупов. Хотел бы я, чтобы без них вообще можно было обойтись.
Охотник должен быть умен и быстр, если хочет выжить и преуспеть. Он должен быть, как брошенное в цель копье, и не позволять обстоятельствам отвлекать себя от полета. Я заставлял себя не думать об убитых, как о людях, пытался не думать о них вообще, но всякий раз, когда в чьих-то глазах гасла жизнь, не мог отделаться от понимания, что совершил нечто окончательное. Это пугало, но и манило. Это сбивало. Возможно, именно тогда я был ближе всего к тому, чтобы превратиться в обыкновенного маньяка, и кончить где-нибудь на задворках, с пулей или ножом в брюхе, загнуться от наркоты, одиночества или настолько сойти с ума, чтобы прикончить себя. Но копье, брошенное в цель, не должно отвлекаться на листья. В конечном итоге, цель не важна, важен полет, ведь копье можно бросить и в реку, и в дерево, и в землю.
Мне было не по пути с традиционным обществом. Это казалось очевидным. Пытайся я жить, как ни в чем не бывало, делая вид, что не было тех убийств, не было года в дороге, попытка закончилась бы новой кровью, новым убийством. Я не революционер и не борец с системой, я один человек, и в конце концов проиграл бы. Кроме того, это было обыкновенной трусостью, желанием скрыть от себя все совершенное. Потребовалось два месяца, чтобы осознать это, а потом покинуть Квебек-Сити.
Путь через северные просторы Канады навстречу маленькому племени индейцев был не бесцельным, но тяжелым. Гораздо тяжелее, чем предыдущий год в постоянном пути. Сети американских трасс и мотелей ничто в сравнении с канадскими лесами. Будь на дворе зима, все кончилось бы быстрее, чем началось. Я дважды чуть не стал добычей волков, едва не околел от голода, наткнулся и кое-как унес ноги от медведя, сломал пару ребер, упав с дерева, отравился несъедобными ягодами, но все-таки нашел маленькое племя гуронов.
Откуда я знал, где искать? Поисковые системы и архивы – штука полезная, так что у меня было примерное место. А вот дальше… дальше меня вел инстинкт. Что-то, что подталкивало в нужную сторону. Мне трудно высказать это словами – шестое чувство, интуиция, действительно инстинкт, чья-то воля? Не знаю. Может быть, это просто зов крови.
Кто-то в поисках покоя идет в церковь, кто-то поселяется в монастыре, кто-то покупает виллу у моря и погружается в садоводство, мне же помогла простая жизнь гуронов. Они не требовали быть их другом, но научили доверию. Они не требовали честности, но никто из нас не любил ложь. Они не спрашивали, почему я бежал от своих, не спрашивали, в чем я виновен. Мне позволили жить, и впервые за долгое время, жить спокойно. С течением времени я учился у них, сам того не замечая. Бессмысленная суета городов осталась позади, но потребовался год, чтобы вымыть ее из собственной души и понять нечто большее.
В какой-то момент я перестал быть беспризорником, приемным сыном, убийцей и копьем, живущим ради полета. Я просто стал собой. Для этого не потребовалось ни божественного вмешательства, ни чудес, ни плясок у костра. Все, что было нужно – жить так, как подсказывает Я. Мир стал проще. Четче. Лучше.
Однажды я наткнулся на сизого, словно ворох молний, ворона. Мы охотились, когда нечто, похожее на всполох грозы, промчалось между деревьев, а следом мелькнул долгожданный олень. Мы преследовали его, но животное было неуловимо, подобно призраку. Началась буря. Дождь лил стеной. Я остался в одиночестве прежде, чем это понял, и что куда хуже, не имел представления, откуда пришел. Зато слышал хлопки вороньих крыльев, слышал хриплое, насмешливое карканье. Насколько сумасбродным было решение идти за птицей?
Был ли красноглазый волк, ведший стаю, духом, одним из тех, кому гуроны поклонялись веками? Или, может быть, он был чем-то другим. Словно смеясь, сизый ворон завел меня в спокойную лощину, а там уже были волки. Копье и лук – хороший аргумент против зверей, но только один на один. С другой стороны, это ведь не совсем честно? Я знал обычаи гуронов, пусть не так хорошо, как они сами, но все же знал и уважал всем сердцем. Еще я понимал, что в той лощине моя жизнь наверняка оборвется. Человек, по колено стоящий в грязи, мокрый и уставший, против волчьей стаи не протянет и двух минут, но я не желал умирать как тот, кем я был раньше. Человек из города ни за что не отбросил бы даже призрачный шанс на спасение вместе с оружием, как поступил я. Под рукой оставался только нож.
Я очнулся в лагере гуронов, что само по себе было удивительно. Последние воспоминания очень смутно касались невыносимой боли в разорванном теле, попыток вдохнуть и одновременно вбить клинок поглубже в глазницу большого белого волка с красными глазами. И… хлопанья крыльев. Еще удивительнее было то, что я чувствовал себя гораздо лучше, чем когда-нибудь раньше. И на меня смотрело совершенно нечеловеческое существо.
Если и можно познакомиться с матерью в более необычных обстоятельствах, я бы предпочел об этом не задумываться. Тем более, если это вторая приемная мать, хотя наши узы куда крепче, чем те, что связывали меня с Хэриетами. Да, я был не ее ребенком, но божественная кровь оказалась сильна. Достаточно сильна, чтобы измениться так, как желала Морриган.
Более того, до сих пор я не могу однозначно сказать, что то утро не было порождением горячечного бреда. Но вот что меня все еще сбивает с толку – все, кого я только спрашивал, считали, что со мной все время был племенной целитель. Хотя у нас никогда не было целителя. Только шаман и старейшины, знакомые с медициной.
Морриган звала меня еще четырежды за следующий год – всякий раз по разному. Однажды это было видение, больше похожее на кошмар. В другой раз со мной заговорил ворон. В третий я слышал ее голос. Иногда она просто говорила – объясняла что-то к месту, или показывала. Иногда вела, и тогда начиналась охота. Все чаще она приводила меня не просто к зверям, но к чудовищам. Возможно, распаляла мой аппетит? Мы хорошо понимали друг друга. Это странно, я ведь никогда не ощущал в себе того, что делает человека воином.
Странно, но следуя ее зову я чувствовал себя… собой. Наконец-то был на своем месте. И не только в эти моменты. Даже позже, преследуя дичь, охотясь на чудовищ по своей воле, выслеживая их сам, я чувствовал, что живу свою жизнь. Это было похоже на полет к цели – но теперь и полет, и цель были значимы. Слабый, испуганный Ниал, убегавший от своих действий и ответственности, наконец-то перестал что-то значить, он больше просто не существовал. Зато существовали его долги, и их следовало выплатить.
Я попрощался с гуронами и вернулся в Квебек-Сити. Оттуда – в Бостон. Хотя меня по-прежнему разыскивали, это не имело особого значения. В конце концов, человек, которого искала полиция, уже не существовал. Возвращение к Хэриетам было куда проще и быстрее, чем путь прочь.
Возможно, мне не следовало этого делать. Или напротив, только это и стоило сделать. Я обнаружил только смерть, не успел всего на пару часов. Рок распорядился так, что Ричард вернулся домой и застал меня, стоящего над телами его жены и новообретенной дочери, недоставало только кровавых потеков на одежде и ножа в руке. Слова никогда не были моей сильной стороной, но как-то я убедил Хэриета, что не убивал их. Конечно, он вызвал полицию. Я не стал ждать их приезда – достаточно было и того, что Ричард явно обвинял меня в нерасторопности. Это было… больно, пожалуй так же больно, как понимать, что приемной матери больше нет. Она была хорошей женщиной, и не заслуживала превратиться в расчлененный труп. Я ничего не знал о их дочери, кроме того, что она оказалась кровной, а потому понимал Ричарда.
У меня была кровь богини и желание действовать. Меня гнала злость и желание мести. Поэтому я начал то, что лучше всего умел – охоту.
Заметки на полях
Люди, связанные Судьбой
1) Ричард Хэриет, приемный отец Ниала.
Некогда целеустремленный бизнесмен, сделавший состояние на рынке электроники, сейчас мистер Хэриет сломлен смертью дочери и жены. Он все еще крепок умом и телом, решителен, когда доходит до дела, но у него больше нет цели, нет и желания что-то делать. Он винит в смерти своих родных приемного сына, подсознательно все же понимая, что тот не мог ничего поделать. Ричард ненавидит Ниала – и все же по-своему любит. Ниал мак Тир единственный оставшийся в живых родственник Хэриета, и считает себя в ответе за состояние приемного отца.
2) Кейт Лиз, полукровная дочь Серого Ястреба
Дочь шамана гуронов, с которыми Ниал прожил несколько лет, как и он – метис, хотя и родная дочь. Бунтарка и вечная непоседа, Кейт, быть может в силу возраста – ей всего шестнадцать - часто идет наперекор отцу, обычаям и привычной жизни. Кейт нередко была главной головной болью Ниала во время охот, маскируясь под мальчишку, и однажды была спасена им от когтей духа чащи. Она до сих пор видит в мак Тире возможность увидеть большой мир, жить, как живут там. Их связывают скорее семейные, чем дружеские отношения – Ниал привык видеть в этой девице младшую сестру или дочь.
Гейс:
“Оберегай тех, кто слаб, оберегай тех, кто не поднимет оружия, ибо нет чести в убийстве слабого, только позор в смерти безоружного. Оберегай их, чтобы не увидеть, как твоя судьба идет по кругу в отражении кривых зеркал”.
Этот гейс обязывает героя защищать слабых и угнетенных, выступать против тех, кто имеет заведомое преимущество перед жертвой, делающее ее беспомощной. До тех пор, пока гейс соблюдается, герой восполняет вдвое больше пунктов Легенды, чем обычно. Кроме того, если он выполняет гейс в манере, создающей ему новые проблемы или жертвуя чем-то, он получает дополнительный пункт Легенды. Если же гейс нарушен, герой лишается точки постоянной Легенды со всеми вытекающими последствиями.
Рассуждения о том, что делает Ниал в данный момент:
Он выслеживает убийц приемной матери. Скорее всего, это заведет его к сотрудничеству с другими сционами и общей, в итоге, цели. Возможно, что уже завело.
Автор
Тема: Герои и точки (Прочитано 4268 раз)