//Получено 2 Такта автоматом +3 Такта за отыгрыш +2 такт за то, что всю главу не раскрывался и работал как человек = 1 Опыта 2 Такта + было 2 Опыта 2 Такта = 3 Опыта 4 Такта//
Их опередили с самой ночи, причем какие-то женщины со швейной фабрики. Они высекли первую искру мятежа, и когда казаки попытались разогнать бастующих нагайками, оказавшийся рядом "Гомон" вмешался. У солдат был иной приказ, но смотреть, как женщин избивают, революционеры Куцоя просто не смогли. И едва пара выстрелов сбила есаула и его приспешников с лошадей, как прежде молчавшая улица словно взорвалась. Юные и старые, мужчины и женщины вперемешку устремились со всех парадных, и казаки посыпались с коней. Взвод "Сталь" тоже не успел, Путиловка поднялась, захватив завод, однако именно люди Комова удержали солдат охранных батальонов от немедленного штурма. А потом больше не требовалось никого удерживать - заслышав, что самые лояльные к власти рабочие вышли числом десять тысяч, все фабрики и заводы дружно объявили забастовку.
Разбитые столичные большевики вывели колонну, которую атаковал десятый департамент. Они не знали, что в это самое время группа Жоржа занимала практически опустевшее здание. И когда Васильев вернулся, его уже ждала пуля, которую никакой медальон отвести не мог.
Следующая неделя прошла в каком-то безумии, которое демон был бы рад забыть, да не мог. Васильев воскресал, его возвращали к жизни хозяева, и Жорж руками то разбитых, но не побежденных революционеров, то своих дружков из преступного сообщества снова и снова обрывал его жизнь. А заодно вычислял того, кто за этим стоит. Неприметного полицейского по имени Николай Давыдович Уман, Личину которого Черненький тщательно отследил. Это стоило шести воскрешений Васильева, но теперь Уман и медсестра Лида, которой он был в акушерском институте стали досконально известны Калиппо. Вплоть до адреса Властелина, так и не понявшего, что многочисленные враги, которых Васильев сам создал, в этот раз координируются из одного центра.
Власти попытались запереть рабочих, разведя мосты. Отряды Жоржа проводили людей по льду, срывая блокаду. Украденная мука пошла на дело революции. Архип сумел удержать Путиловку, хотя и не прервал её работу целиком. "Вена" превратилась в общественную столовую, взятую под охрану социалистами. Правда, чем занимались Саша и Хирург, ставший Петром Сошиным, Черенький толком не знал - он выделил им желающих заработать преступников, которые охраняли мальчишек Ерька и других измененных Продавцами парней, но в опыты не вникал. Борис занимался богадельней и технославами, но вывел на дезертиров и инвалидов, попутно сумев помочь поднять солдат одной из казарм.
Седьмую смерь Васильеву принес какой-то пожилой сотрудник охранки по фамилии Заварзин, застреленный охраной. Что они не поделили, Жорж не знал, но глава десятого департамента больше не ожил. Видимо, исчерпал полезность до краев, выброшенный хозяевами, словно заношенны до дыр носок. И разбитые революционеры, было присмиревшее, начали сплачиваться вокруг псковских.
По настоящему понял, в кого превращается, Жорж лишь в последний день зимы, прочитав пришедшее письмо. Оно было подписано Ульяновым, и речь в нем шла о том, что знамя мировой революции никогда не упадет в грязь, если простые никому неизвестные люди приходят на место погибших товарищей. Ульянов призывал держаться, не позволять собранному Временному комитету ограничиться полумерами, и добиваться своего любой ценой. Как добивались люди Иванова, неделю сидящие в осуждаемом Пскове, но не сдавшие его даже ценой многих жизней. Ульянов обещал прибыть в апреле, привезя множество сторонников мировой революции, и надеялся на личную встречу с товарищем Черненьким.
А Властелины вроде бы праздновали победу. Их марионетки проникали во власть, их лозунги сводились к замене Николая на его брата, и ходили слухи, что на днях это произойдет. Десятый департамент еще держался, а вот основное министерство внутренних дел - уже нет. Временный комитет арестовал Протопопова, хотя вроде бы он и был одним из заговорщиков, держащих царя в неведении, и обезглавленная полиция пала. В городе слышались выстрелы: воры и друзья арестованных вытягивали из каталажек своих и расправлялись с жандармами.
- Всего один удар, - заверял Куцой. - Завтра уложим их всех, последний департамент.
В котором остались четыре носителя амулетов и их богоизбранная свита вместе с одурманенными полицейскими. Всего несколько десятков, но этому оплоту судилось пасть, чтобы окончательно утвердить победу восставших. И Жорж чувстовал, что первое марта с этим падением последнего оплота правопорядка, выродившегося в сверхъестественный террор, изменит жизнь столицы навсегда. А возможно, не только столицы.